Когда за очередным перевалом открылась вдруг пепельная пустошь, отчеркнутая черной грядой с силуэтами башен на горизонте, Унн вздрогнула и сама себя спросила: что? Знала ведь, куда шла – вот и пришла почти. Стоял серый безветренный день конца осени, и это значит, что она успела, можно теперь не спешить – безумный, едва спланированный одинокий поход через степи и горы удался, и зиму она проведет под крышей, в тепле. Это стоило отметить горячим обедом вместо жевания на ходу, уже ставшего привычным. Унн огляделась. Невдалеке, в зарослях цепкого горного кустарника, виднелось отличное место для привала.

Место оказалось настолько удачным, что она решила не спешить и после обеда: протерев песком котелок и собрав пожитки, Унн завернулась в плащ и устроилась наблюдать. Жизнь в крепости не затихала – выезжали и въезжали одиночные всадники и небольшие отряды, пара десятков конников отрабатывала приемы боя на равнине у стен, но никому из них не было дела до предгорий на востоке. И то правда: что там интересного? Вереск, камни, перевалы. Редкие караваны вастаков, привозящих на продажу шкуры, конскую сбрую, резную кость да янтарь, выменянный у северных родичей-лоссот. Впрочем, сезон торговли заканчивался вместе с последними теплыми днями осени, и Унн не встретила на дороге никого из соплеменников – и к лучшему.

Однако, пора было выходить – как ни приятен отдых натруженным ногам, а хорошо бы оказаться на пустоши до того, как стемнеет. Скрываться женщина не собиралась: она ни красива, ни богата, ни хотя бы юна достаточно, чтобы считаться достойной добычей, а целители нужны всем и всегда – глядишь, еще и подвезут. Закинув на спину заплечный мешок, Унн оперлась на посох и начала спускаться.

НПС. Орки.

- Слушай, там баба какая-то.
- Какая еще баба, зенки что ли залил, пока десятник не видел?
- Сам глаза разуй, придурок. Вот, видишь, по дороге идет.
Патруль с восточной стороны от Тангородрима традиционно был делом скучным, и не несущим в себе никаких сюрпризов. Ходили тут только свои, или те, кому было позволено, и самое интересное, что можно было повстречать - это караван из дальних восточных земель. Одиноких путников на Севере обычно не водилось. Так что патрульные рассчитывали закончить объезд и вернуться в казармы, к пиву, сплетням и игре в кости. Такая нештатная ситуация повергла их в некоторое недоумение, но проигнорировать непонятную бабу на дороге уже было нельзя, варги её почуяли, и теперь косили на всадников умные глаза. Мол, делать что будем? Всадникам было хорошо, если лет с полсотни на двоих, в дозоры по своим териториям традиционно гоняли навобранцев, и они переглянулись, явно надеясь переложить решение на товарища. В идеале бы, конечно, на кого-то третьего, но никого третьего в обозримых окрестностях не было. Инструкции из молодых орчих голов при соприкосновении с не шаблонной ситуацией повыветрились.
- Может ну её? - тоскливо предложил один, - Нам уже надо назад возвращаться.
- Ага, а следующий патруль сдаст нас с потрохами. Хочешь десятнику объяснять, почему мы проглядели всяких праздношатающихся людей?
Орк лишь тяжко вздохнул в ответ, и патрульные направили своих волков к непонятной женщине.
- Эй ты! - окликнул её один из них, когда они оказались достаточно близко. - Ты откуда тут взялась?

Всадников Унн увидела издалека – и удивилась: всю жизнь проведя в кочевье, она различала коней по одному только ритму скачки, как и любой в ее племени, но тут... а, поняла она наконец, орки. Орки верхом на волках. Что ж, сразу и познакомимся.

Смешно: стоило бы опасаться, но одолевало, в основном, любопытство лекаря. К их палаткам нечасто приходили чужаки, но случалось – и тогда, по обычаю, никто не оспаривал права лекарей на расспросы о болезнях и ранах, травах и настоях далеких земель и племен. Без этого не выжить в кочевье – где прошел мор, где соль отравила колодцы, где расшибся до полусмерти вождь, и теперь кланы бьются за власть. Никогда не виданные народы из-за гор, их обычаи, их сражения – новые истории мешались со старыми, пересказывались от костра к костру, дополнялись или высмеивались опытными караванщиками, но никто не воображал себе всерьез встречу с эльфом на белом коне или орком на волшебном волке. Что делать за горами тем, кто рожден в степи. А вот, поди ты.

Интересно, правду ли говорят об их травниках и шаманах? О сборах, прижигающих раны не хуже каленого железа, и иных, способных заставить больного отрешиться от телесной боли? Верно ли, что орки исцеляются от того, что убивает людей? Унн разглядывала приближающихся всадников, привычно ища глазами шрамы и отметины болезней. Матерь Луна, да они же молоденькие совсем! Новобранцы, небось, кого еще отправят в патруль по безлюдным предгорьям, где к концу осени не встретишь и каравана.

Впрочем, не следовало забывать о вежливости: размотав башлык и открыв лицо, женщина выпрямилась в ожидании оклика. Дождавшись же, спокойно сказала:

– Доброго дня, воины. Я Унн, странствующий лекарь из народа, который вы зовете вастаками.

- А что ты тут делаешь? – выпалил окликнувший женщину дозорный явно первое, что пришло ему в голову. Сообразил, что наверное потенциальных нарушителей надо спрашивать иначе, и задумчиво умолк.
- В храм, что ли, шла! – выдвинул предположение второй, - Ваши давно тут проходили, че с караваном не пришла? Ну да ладно, это ты в Крепости расскажешь.
- А оно нам надо? – первый дозорный вышел из задумчивости и посмотрел на Унн с сомнением.
- Ты че, дурак? – немедленно окрысился его товарищ,- мы её видели? Видели. Как положено всех неизвестных, в крепость провели? Ща приведем. Мы молодцы, может еще поощрение за бдительность выпишут, а разбираться все равно начальники будут. Так что сажай ее себе за спину и поехали. И так на полчаса дольше уже тут торчим.
Орк почесал в затылке, кивнул, признавая правоту товарища, и обратился к Унн:
- Ну что, забирайся на волка. А в Ангбанде с тобой разберутся.

Ехать на волке оказалось смешно и странно, совсем непохоже на лошадь, но звери бежали мягко, и Унн быстро приноровилась к ритму. От орка пахло кожей доспехов и дорожной пылью, и эти простые привычные запахи тоже как будто успокаивали, заглушая будоражащий запах волка. Крепость приближалась. Ох, не влетело бы незадачливым проводникам за такую-то доставку – мало ли, кто и откуда, а не отобрали ни ножа, ни посоха. Ну да посмотрим, что там у них за нравы.

Ворота в Ангбанде были также разнообразны, как способы и цели, с которыми сюда приходили. Например, те, через которые патрульные со своей находкой вернулись в крепость, были из светлого, почти белого камня, с синеватым отливом, и изукрашены тончайшей резьбой, имитирующей морозный узор. Стена тоже была светлой, плавно переходящей в естественную скалу, так, что было невозможно отличить, где заканчивается творение природы, и начинается творение чьих-то рук. И было ли это отличие в Ангбанде, Твердыне, возведенной айнур?
С этой стороны Крепость почти не казалась грозной, башни и стены выглядели ажурным кружевом вокруг гор.
Ворота бесшумно поднялись вверх, как только всадники подъехали. За ними был обычный внутренний двор, несколько высоких дверей внутрь крепости, и обычная рабочая суета.
Патрульные немедленно обнаружили в этой суете разводящего, и радостно сдали ему Унн. Тот коротко их похвалил, спросил, есть ли у вастачки еще оружие, кроме ножа, и велел кому-то проводить её куда следует.
Это самое «куда следует» оказалось просторной комнатой, где некий очень серьезный орк играл в крестики-нолики с чуть менее серьезной помощницей.
- Ну? – нелюбезно спросил он, когда Унн вошла в кабинет. Кажется, орку не очень понравилось, что его оторвали от его занятия.

После долгого одинокого пути через степь и горы Унн чувствовала себя девчонкой, впервые привезенной на Большой Совет, и едва сдерживалась, чтобы не вертеть головой по сторонам, несмотря на усталость и все обстоятельства своего похода. Много было говорено у костров о каменных домах загорных народов: не оттого ли закрываются от неба, что живут неправедно, не оттого ли зачинают детей втайне от Матери Луны. Женщина усмехнулась: сколько лет посмеивалась втайне над суевериями стариков – мол, мы, лекари, лечим тела и не судим души, – а теперь и сама запнулась у порога. Орки, езда на волке, каменный дом – больше перемен разом, чем за первые тридцать зим. Что же, новая жизнь – новые правила.

Быстро потеряв в суете патрульных, не успела она приглядеться к новому провожатому, как тот распахнул перед ней дверь: входи, мол. Унн шагнула за порог навстречу нелюбезному "Ну?", откинула за плечи башлык, склонила голову:
– Доброго дня, господин, госпожа. Я Унн, странствующий лекарь из народа вастаков. Не найдется ли у вас работы для лекаря?

Узкие глаза орка расширились до почти нормального размера. Он медленно отложил свой листок, и уставился на вастачку. Его помошница, которой явно польстило обращение "госпожа", уронила перо, и тихо ойкнула. Дверь за спиной тихо скрипнула, провожатый Унн явно недалеко ушел, и теперь не собирался пропускать такое событие.
- Ты, - орк говорил толи Унн, толи себе, - пришла в Ангбанд с востока, наняться в лекари?
Он умолк, явно переваривая новость, потом обернулся к своей партнерше по игре:
- А так можно?
Та только плечами пожала:
- Не знаю, господин, но не помню, что бы это кто-то запрещал. Но недостатка в лекарях у нас вроде не испытывали.

– Нет, господин, – Унн прямо посмотрела в глаза орка. – Я ушла из рода оттого, что судьба моя переменилась, и нет мне более места на старых путях. Но близится зима, а я по-прежнему понимаю в ранах и болезнях, и потому, если желаете, я могла бы остаться. Если же нет – люди в окрестных поселениях болеют и рожают всегда, а я не требую многого за помощь. Я не задержусь в крепости.

- Ты что то не договариваешь, женщина. Убила кого-то, что ли? - орк сощурился, но потом заметно расслабился. - Впрочем, решать это теперь не мне, и не тебе.
И он потянулся за чистым листом, и стал быстро что-то писать. Потом протянул сложенный лист орочке.
- Вели тому умнику, что подслушивает под дверью, отнести записку Доброй Госпоже.
- Самой Леди? - орочка взяла записку, и посмотрела на Унн с некоторым сомнением, но требование выполнила. - Интересно, кого пришлет?
- Да небось одну из своих остроухих рабынь, - орк явно относился к остроухим рабыням со смесью презрения и опаски, - Спорим, тёмненькую? Сядь пока, лекарка. Скоро за тобой явятся. А там уже будешь рассказывать.
Орк кивнул на стул рядом с его столом.

Женщина прищурила и без того узкие глаза:
- Нет, господин, я никого не убивала. Лекарям моего народа запретно убийство, если осталась надежда на жизнь - мы убиваем лишь для того, чтобы прекратить бесцельные муки. Но хорошо, я подожду.

- Как будто это единственный повод, что бы убить кого-то, - орк усмехнулся, но развивать тему не стал, и несколько демонстративно стал разбирать бумаги у себя на столе.
Мельницы богов мелют медленно, но не прошло и часа, как дверь снова открылась.
На пороге стояла эльфийка. В глухом чёрном платье, почти без украшений, высокая, распущенные волосы струились по плечам чёрным потоком. Она вошла уверенно, кивнула орку, и обратилась к Унн:
- Иди за мной, - голос у эльфийки был глубокий и мелодичный.

– Да, госпожа, – Унн поднялась со стула, на котором с непривычки так и не смогла устроиться удобно. Новые приметы новой жизни: стул вместо седла или набитого травой тюфяка, новая провожатая – выше любой прежде встреченной женщины, выше многих мужчин племени, и все в ней чужое: черты лица, и одежда, и выговор. Орки, теперь эльфийка – этак дойдет и до стихийных духов прежде, чем сядет солнце этого длинного дня.

Унн как в воду глядела, хотя и не знала об этом. Эльфийка уверенно провела её по коридорам, постепенно поднимающимся все выше, хотя по дороге почти не встречалось лестниц. Залы и коридоры постепенно становились наряднее, роспись из простых геометрических бордюров расползалась на всю стену, сплетаясь в причудливые узоры, или великолепные картины, лепнина стала сложнее и богаче, появилась позолота, цветные витражи и мозаики. Ангбанд внутри вовсе не стремился быть мрачным, его Владыка любил демонстрировать своё богатство, и умение своих мастеров.
Комната, в которую, в конце концов, привела Унн её молчаливая провожатая, была совсем не большой, и довольно уютной. Тут не было стульев, только пара низких диванчиков, и чайный столик из камня, со сложным узором на столешнице. Окна закрыты витражами из цветного стекла, и из такого же стекла светильники на стенах, бросающие на потолок цветные пятна. Сами стены обтянуты зеленой тканью с цветочным узором.
На диванчике у окна сидела женщина и вязала шарф. Женщина была красива какой-то нечеловеческой, диковатой красотой. У неё были раскосые глаза, кажущиеся слишком большими для круглого лица, по-детски курносый нос, и полные, чувственные губы. Когда она улыбалась, казалось, что в комнате прибавляется света. Она не выглядела строгой или высокомерной, наоборот, ей хотелось доверять. Нижнее платье с открытыми рукавами было белым, верхнее, без рукавов, золотым, и злотые же гребни поддерживали закрученные в сложную прическу чёрные косы.
- Садись, Унн, и выпей чаю, - голос у женщины был ласковый. Она указала на расписанный под малахит фарфоровый чайник на столе, и такие же пиалы, - Наши волчата тебе, небось, даже воды не предложили. И расскажи мне, что тебя сюда привело.

– Доброго дня, госпожа.
Унн коротко поклонилась. От сидящей у окна женщины исходил ровный ток Силы, словно мягкий нажим ладонью, и это заставило тело вспомнить привычную науку: вдох со счетом до десяти и такой же выдох. Лекарь должен оставаться спокоен, – вспомнила Унн слова учителя, старого Джецуна. – Лекарь не имеет права поддаваться эмоциям, предаваться иллюзиям. Кем бы ни был человек напротив тебя, что бы ни говорил, чем бы ни угрожал, лекарь должен видеть правду и говорить правду. Унн размеренно считала до десяти, спокойно отмечая узкие вертикальные зрачки, мягкие очертания клыков под пухлыми губами, недовязанный шарф в руках – женщина на диване пыталась казаться безобидной.

– Благодарю за чай. Что же до твоих воинов – они не причинили мне вреда, а я не ждала большего.
Сопротивляться нажиму было непросто, и Унн незаметно сжала в ладони пряжку с заплечного мешка. Небольшая боль помогала.

– Ты уже знаешь мое имя, госпожа. История же моя проста. Я родилась в степях у моря Рун. Мой род кочует вдоль его берегов, и наши караваны ходят торговать в Ангбанд и сопредельные земли. Я лекарь... была лекарем своего рода.
Унн крепче сжала пряжку. Она впервые говорила вслух о своем решении – с этой женщиной в нарядно убранной комнате с цветными тенями от стекол, так ласково предлагавшей чаю, такой уютной, так мягко давившей своей Силой. Было трудно решиться покинуть род, трудно пройти через горы в конце осени, но объяснять было тоже трудно – пусть и нечего скрывать, нечего бояться. Унн сощурилась, не забывая считать десятки, провела ладонью по коротким черным волосам, смявшимся под башлыком.

– Мой род невелик, госпожа, и мы бедны. В середине лета, на Большом Совете, вожди больших племен говорили о землях за горами: об их богатстве, о войнах, что ведут между собой здешние народы. Им нужны воины, – говорили вожди, – пойдемте же, завоюем почести и землю, не чета нашим степям.
Унн тяжело замолчала. Она вспоминала лица мужчин своего рода, их жадные глаза, раздувшиеся ноздри. Это уже не охота с прирученными птицами, не скачки, не ритуальная борьба двух тел, блестящих от жира. Это даже не мелкие стычки племен из-за увезенной невесты – это большие битвы чужих народов за чужую землю, чужих богов. Но мужчины решили идти: в один момент они обратились из ловких охотников и заботливых отцов в хищников, жадных до добычи. И тогда, несмотря на все рассуждения учителей о лекарях, не судящих души, Унн решила уйти.

– Наши мужчины придут следующим летом. Никто не пойдет через горы зимой. Но я не хочу видеть этого, и потому я ушла. Это все, госпожа. Если в крепости для меня найдется работа, я останусь здесь. Если же нет, пойду дальше.

Тихо стучали спицы, женщина спокойно считала петли, и иногда отпивала из своей пиалы. И слушала, очень внимательно, с явным интересом, иногда склоняя голову. Безобидной женщина, без сомнения, не была, а вот опасной - нет. Ибо зачем быть опасной в собственном доме, да еще и для гостя. Зачем вообще женщине быть опасной, это всё игры мужчин, а она тут посидит, шарф свяжет, и предложит одинокой страннице чаю. Это ведь никого ни к чему не обязывает.
- Тебе трудно говорить со мной? Почему? – женщина подняла голову от вязания, и посмотрела на Унн спокойным, открытым взглядом.
- Прости, я не назвала тебе своего имени. Здесь меня зовут Гарой. Итак, ты пришла сюда, потому что не хотела идти на чужую войну вместе со своим родом? Но здесь война прямо за порогом, Унн. Так почему ты пришла именно в Ангбанд?

– Ты права, госпожа, – Унн прямо взглянула на Гару. – Мне тяжело говорить с тобой. Ты привыкла очаровывать, а я привыкла избегать очарования. Да и тема не так проста для меня. Но это неважно: как бы то ни было, вам нужно знать, кто и зачем пришел в вашу крепость, и я отвечу на все вопросы. Что же до войны... здесь чужие воюют против чужих. Я не знаю, кто из них прав, и потому могу лечить, не разбирая сторон – раненые тела все одинаковы.

Голос как будто звучал глуше обычного, и объяснения казались косноязычными и неловкими. Впрочем, она обещала отвечать честно и отвечала, каким бы ни выходило сказанное.

Гара спокойно продолжила считать петли, про себя отметив и явные паузы в разговоре, и то, как её собеседница сжимает кулак прежде, чем говорить. Любопытно. Она сталкивалась прежде с чем-то, что могло повлиять на её разум, что теперь ставит пусть самые простую, но защиту. На востоке все еще есть эльфы, но они любят леса, а не степи. А из сильных духов там только те, кого послал туда Властелин. Гара полагала, что знает о восточных айнур достаточно, было время, когда она сама ходила к людям. Впрочем, она могла чего-то и не знать. Кто то же научил эту женщину.
- Слово "привычка" тут не уместно. Я не делаю ничего нарочно, и у меня нет цели внушать тебе какие-то чувства, Унн. - спокойно заметила майэ, и не обманула, она действительно не плела никаких чар для своей гостьи. Ну, а свойства фана, это свойства фана, в чем-то даже отражение сути.
- Но теперь мне стало любопытно. Ты проницательна, и я вижу, что кто-то учил тебя противиться чарам. Кто учил тебя? Не знаю, насколько ты хороший лекарь, но боюсь, если ты останешься здесь, тебе придется доучиться, и это может быть нелегко. Орки жестокий народ, а чужаков нигде не любят. Впрочем, если тебя это не пугает, дело тут для тебя найдется. У нас принимают всех, кто готов служить Властелину.

Унн коротко улыбнулась.
– У нас говорят, что лекарь учится всегда, госпожа, и я готова учиться у любого, кто позволит. Я не жду, что мне доверят работать самостоятельно, и сама не поступила бы так с чужаком. У вас другая земля, другие травы, и здешние лекари наверняка знают больше меня. Мой наставник много странствовал в молодости и всегда говорил, что это научило его даже большему, чем одно только мастерство лечения – умению сохранять равновесие ума и не поддаваться ни прекрасным иллюзиям, ни пугающим. Это было бы губительным, говорил он: слишком большую власть мы обретаем над теми, кого лечим, слишком многие их тайны становятся нам известны. И потому же, хотя и кормит лекаря весь род, редко кто отваживается приблизиться сверх необходимого. Я привычна к нелюбви, госпожа, это вряд ли станет проблемой. Что же до службы... чего требует от слуг ваш Властелин сверх обычной лекарской работы?

- Твой наставник мудрый человек, мне даже стало жаль, что я его не знаю. - на лице женщины отразилось любопытство, - Ты расскажешь мне, чему еще он тебя учил? Здесь не забывают про восток, но увы, война отнимает слишком много внимания. Помнят ли у вас Дом на Холме?
Гара вздохнула. Это и правда её печалило, люди всегда казались ей интереснее этой глупой войны за Камни. Но нолдор твердо решили не давать им покоя, а на войско у своих дверей в конце-концов даже Стихиям приходится обращать внимание. Терпение у Властелина закончилось уже пару лет назад, и сейчас до большой войны оставались считанные годы, а значит и почти всё внимание Мелькора уходило туда.
- Властелин не требует ничего особенного. Верности, добросовестной работы, подчинения приказам старших, и соблюдения его законов. Лекари в конце обучения принимают присягу, если эти требования не кажутся тебе чрезмерными, ты, несомненно, найдешь тут свое место.
Гара ненадолго замолчала, только спицы тихо постукивали в тишине. Когда женщина снова заговорила, тон у неё стал мягче:
-Но, Унн, всё-таки у тебя был род, и семья, наверное, была, или какие-то родственники. На Севере каждый обычно сразу знает, куда он пойдет служить, и кому-то может показаться, что ты заняла чужое место. А ты будешь совсем одна. Я, конечно, постараюсь, что бы тебе было легче прижиться, но хорошо, если ты и правда готова к трудностям. Властелину сейчас служат люди, и им пригодиться еще один опытный лекарь. Людям все таки проще с людьми. Если ты не против, я сама оценю твои знания, и подумаю, чего тебе не хватает, и как будет проще этому выучиться.

– Да, госпожа, я расскажу тебе все, что ты захочешь. Но я ничего не знаю о Доме на Холме, прости. В наших краях не так много холмов. Путники из-за гор бывают у нас нечасто, а мы нечасто бываем здесь, за горами. Наставник же мой… боюсь, его уже нет в живых. Лекари странствуют от костра к костру, но я спрашивала на Большом Совете, где собираются все роды – его давно не встречал никто.

Унн опустила веки: Джецун вдруг вспомнился так живо, так ясно – лицо, не похожее ни на чьи другие лица, слишком большие глаза и слишком светлые, как и волосы, по обычаю обрезанные накоротко. Он дал ей куда больше, чем почти забытые родители, как давал им всем – мальчикам и девочкам, объявлявшим о желании стать лекарями. Или, вернее сказать, тем из них, чье желание переживало первый год обучения: самую простую одежду и еду, недолгий сон, растирания холодной водой по утрам и безмолвные часы, проведенные за внутренним счетом до десяти: вдох, выдох. Осталось в итоге трое из дюжины: шершавые от холодной воды лица и руки они научились смазывать жиром, еда и одежда давно перестали занимать их, а тишина и сосредоточение стали естественной потребностью.

– Я не боюсь работы, госпожа, но не стану сейчас обещать остального. Верность, соблюдение законов, подчинение приказам… едва ли это было бы правильным прежде, чем я узнаю, каковы здешние законы и приказы. Благодарю тебя за добрые слова и желание помочь. Я готова к проверке.

Гара самую чуточку нахмурилась, ответ вастачки не целиком пришелся ей по душе.
- У нас тут идет война, Унн, а на войне не любят уклончивых ответов. Я понимаю тебя, но не все тут будут так же благосклонны. В законах Владыки нет ничего особенного, они такие же, как везде, я полагаю. Не убивать, не красть, добросовестно исполнять свои обязанности. Но я совсем тебя заговорила, а ты наверняка устала, и хочешь есть.
Майэ всплеснула руками, и отложила своё рукоделие.
- Если хочешь, поешь или отдохни сперва, я думаю, так будет лучше. В любом случаи, никто тебя отсюда не гонит, даже если ты решишь не оставаться. А Дом на Холме это очень старя легенда. У вас совсем не сохранилось воспоминаний, как боги приходили к людям? Не скрою, мне было бы интересно узнать, какие знания сохранил ваш народ. Впрочем, все это терпит.

– Прости, госпожа, – Унн по-прежнему смотрела прямо, не отводя взгляда, – но законы слишком разнятся от рода к роду даже у нас, и нам не раз приходилось защищать тех, кого мы лечим, от тех, кто устанавливает законы, ибо вражде нет места в палатке лекаря. Не убивать, не красть и работать на совесть будет легко, и это я могу обещать тебе. О богах же я знаю немного. Боги моего рода просты: наши мужчины поклоняются Солнцу, а женщины – Луне. У каждого человека есть и собственный дух-защитник, но об этом нечасто говорят с другими людьми.

Унн неловко пошевелилась. Запыленная, в несвежей одежде, она чувствовала себя чужеродно в этой нарядной комнате.

– Благодарю тебя за заботу. Я готова отвечать на вопросы и дальше, если желаешь, но отдохнуть было бы хорошо.