Наверное, не было боле мрачного и опасного места в Белерианде, чем южные склоны Тангородрима обращенные к Арт-Гален.  Отвесные склоны, глубокие ущелья, со дна которых поднимались ядовитые испарения, озера раскаленной лавы, прикрытые хрупкой каменной коркой, пустые лавовые поля. И нигде ни единого следа жизни. Затаенной, древней злобой дышали эти места - воплощенная ненависть Владыки Севера,  призванная служить защитой его владениям. Здесь сама природа отрицала жизнь, отрицала активно и яростно, навеки превратив южные склоны  в царство камня, огня и снега. Ни одна травинка не пробила себе путь сквозь каменную крошку, ни единого клочка мха не росло в сырых от тумана низинах, рыжая ржавчина лишайника не пятнала черноту скал.  Все живое избегало этих мест, даже птицы не летали здесь.  
Мелькору нравились эти места. Он помнил, как по его слову рождались скалы, похожие на клыки неведомого чудовища, как вскрывалась хрупкая земная кора и лава вытекала на поверхность, застывая каменной рекой, или так и оставаясь в расщелине раскаленным озером.  Здесь в полной мере смогла проявиться та смертоносная красота, которую Тёмный Вала так ценил во всех своих творениях. Враждебная всему, гордая, несломленная и ужасная в своем неизменном величии. Он любил в одиночестве бродить среди этих мертвых камней, слушая в них отзвуки собственной Темы и размышлять о тех вещах, для которых Ангбанд казался излишне шумным местом.  
Но сегодня он пришел сюда не за этим. Сегодня здесь должна была родиться Песня. Эти безжизненные пустоши должны были стать её колыбелью, ибо эта была Песнь Смерти. И направить  эту силу Владыка желал на тех, кого ненавидел гораздо больше нолдор, на тех, кто когда-то предал его, посмел отрицать его власть и бежать из-под его руки. На тех, кого он невольно опасался, зная их подлинную силу.  На людей Трех племен.  
Вала стоял на высокой скале, устремив взгляд на юг, к весенней траве Арт-Галена, Дортониону, где только начал сходить снег на перевалах, к лесам,  начавшим одеваться в свой зеленый наряд и рекам, бурным от весеннего половодья. Его земля. Была, есть и будет его до конца мира. Его волей поднялись здесь горы и разлились реки. По его замыслу леса сменяют степи. Его душа в каждой песчинке. Сейчас Вала звал свою землю, и она откликалась на его зов.  Откликался Арт-Гален, еще сонный после долгой зимы, откликался пустынный Лотланн, отзывались горы Дортониона. С неохотой, но откликались земли вокруг эльфийских крепостей: топи Сереха, Эред Ветрин, Химринг. Мелодии, принесенные эльдар из Благого края, ничего не могли поделать с изначальной сутью этих земель, от века бывших Кольцом Моргота.    Отзывались земли, лежащие за Кольцом Осады до самого западного моря, хотя голос их был тих. Молчали только Дориат, надежно закрытый малюткой Мелиан и несколько мест, где все еще силен голос Ульмо.  Когда-нибудь и они лягут под Тень, но пока они не помеха.
Сейчас Мелькор сосредоточил мысли на собственной Теме. На самом темном и опасном, что было в ней. И в ответ на эти мысли туман, пропитанный ядовитыми испарениями, поднимался из расщелин  и тяжким мороком висел над землей, недвижный даже под ветром. А ветер все усиливался, сдувая черный пепел со склонов вулкана, и завывал в пещерах тоскливо и страшно. Все твари, случайно оказавшиеся на этой стороне гор, прятались в страхе  по своим норам. Пораженные внезапным ужасом стонали пленники в подземельях. Орки и тёмные люди чувствуя неясную тревогу, старались хоть как-то укрыться от поднявшегося ветра, чуя в нем силу страшную и враждебную любой жизни.
А ветер свивал незримые кольца вокруг Валы, наполняясь его силой, улетая в пустоши и вновь возвращаясь, бился как зверь на невидимой цепи  вопреки всем законам природы, сжимался как пружина в сильных руках, трепетал как натянутая лучником тетива, ластился как котенок к коленям, трепал в нетерпении тёмные волосы своего Властелина.  Туман в низинах тоже трепетал, чувствуя эту Силу, наполняющую мир и на голых камнях проступала кроваво-красная роса.  И на высшей точке напряжения, когда уже казалось, что скованная могучей волей сила уничтожит саму себя, тишину разорвали слова заклятья, тяжелые, как удар молота.

Черные ветры зову от болот ядовитых
Слезы земные скликаю из черных подвалов;
Ныне наполнятся ядом небесные ливни,
Ныне отравой роса на траве проступает,
В реках отныне текут ядовитые струи,
Черный туман, поднимаясь из горных ущелий
Смертные сны навевает неосторожным.
Каждая тварь, что оковы бессмертья не носит
Ныне вдыхает отравы невидимый запах,
Путь неизбежный в объятия смерти своей сокращая.
Плачем наполнятся замки и хижины нищих,
Стоном наполнятся горы, леса и равнины.
Там где за плугом ходил прежде пахарь прилежный
Северный ветер несется, напитанный ядом.
Там где коней табуны пробегали беспечно,
Белые кости лежат на полях сиротливо.
Жаром сгорит непослушное хрупкое тело,
Язвы покроют прекрасные девичьи лица,
Плоть отпадет от костей, как лохмотья бродяги,
Плача душа-сирота попрощается с миром.
Каждый отныне для Севера данник невольный,
Кровь, стон и слезы даруя его Властелину.
Черная смерть погулять теперь вышла во славе  
И не спасут от неё не мольбы, ни заклятья
Тех, кто под гнетом судьбы не склонится
И не вернется к Владыке, отринув гордыню.

И ветер, стрелой спущенной с тетивы, понесся вниз по склонам, через зеленые равнины Арт-Гален, через хребет Дортониона и леса Осирианда, что бы разнести всюду волю Тёмного Валы.