Первое сообщение в теме :

Осень продолжала радовать Аглон и его обитателей погодой более чем неплохой. То есть, было сухо. Прохладно, но сухо, а это уже большое достижение. И в не выполосканном пока ущелье гулял ветер, холодной своей лапой трогая гриву серого коня и волосы всадника. Цокот подков жизнерадостно отмечал путь, а кроме этого и ветряного посвиста в целом в ущелье царила тишина.
Пол дня до Аглона, или чуть меньше. Пол дня до малого форта на том конце, или чуть больше... Сегодня в Аглоне будет праздник в честь неизвестно чего, хотя официально - в честь визита Макалаурэ, который будет петь. Не официально- совсем по другому поводу, но пока об этом рано. Население основной крепости идею посиделок с музыкой и танцами восприняло радостно, Менестрелю быстро подыскали инструмент, на котором он будет играть. Да что там, арфа и лютня были найдены более чем в единственном экземпляре, так что Златокователь имел возможность пусть и не большого, но - выбора.
Охотник похлопал своего жеребца по крутой шее и приложил руку к глазам, вглядываясь вдаль. Надо сказать, что для просто дороги одет Третий был несколько более нарядно, чем обычно. Выбираясь куда- либо без особой цели, он предпочитал одежду простую, неярких цветов и в целом того сорта, чтобы не жалко было по кустам шариться. То есть образу Лорда соответствовал относительно, но не сегодня. Сегодня день был особый, и Охотник хотел выглядеть как надо. Да, он прекрасно знал, что может быть более чем эффектным, и под настроение это знание использовал. Также знал он, что ярко-алый, ожидаемый для представителей Первого дома цвет ему не идет. Вернее- идет не всегда и не всякий, тут все было сложно. Потому плащ его был темно синим, цвета глухой июльской ночи, в качестве украшения (и тепла ради) отороченный воротом из рысьего меха. Руква светло-серой рубашки были прихвачены широкими серебряными браслетами, узкий серебристый кант вышивки отмечал подол и ворот черной котты. Волосы, ничем не удерживаемые, свободно рассыпались по плечам и их трепал ветер. Хисэ по такому поводу был наряжен в богатую уздечку и щеголял расчесанной гривой и хвостом (не надо спрашивать, какой ценой далось расчесывание коня).
Скоро, скоро тут должен был появиться второй всадник. Вернее- вторая. Ради нее вполне можно было перетерпеть риск быть покусанным вздорным конем, да и вообще много какой риск, если разобраться.

Очень растроганный медведь, судя по тому как затрещали ребра, был не самым желанным гостем для Куруфинвэ в его личном пространстве. Но когда этим "медведем" периодически оборачивается твой брат приходится смиряться, делать самое что ни на есть непроницаемое лицо и терпеть. Когда способность дышать возвратилась к Атаринке, он похлопал брата по плечу в знак выражения своих братских чувств.
"Если бы у Тьелко и правда была возлюбленная... она явно бы сломалась в таких объятиях" - Подумал пятый, вместе с тем положив руку уже крепко на плечо брата, тем самым скрывая подрагивание пальцев, и надеясь что на этом третий сознается в дурной своей шутливости. Право, и кто надоумил?
В ожидании пока менестрель начнет и дурную шутку Тьелко можно будет просто забыть как страшный сон, даже если он сам не сознается, Куруфин оглядел зал. Выкинув из головы весь бесполезный предшествующий разговор, Курво подумал что стоит подбить брата сместится с центра залы куда-нибудь где можно поскромнее сесть и не донимать ни Кано, ни тех кто готов слушать с открытыми ртами не песнь, но подготовку к ней.
- Уйдем с прохода, брат, или у тебя осталось еще какое-то количество "не справедливых" или "не обдуманных" высказываний или душе излияний, которые ты хочешь уронить на меня прямо сейчас, не дожидаясь времени уместного для серьезных разговоров? - Атаринке толкнул брата в бок локтем, что для брата наверняка было едва ощутимо.
Пожалуй, он зря запирался так надолго в кузнице - вот уже и злые шутки третьего его настигли. Нельзя слишком надолго оставлять братьев скучать без своего общества... А то вдруг и правда найдет себе какую-нибудь... Страшно сказать - синдар.

Что поделать- на счастье или на беду, но Третий в том, что касалось выражения эмоций, плохо справлялся с полутонами. И обуреваемый чувствами позитивными, дружескими или вот- братскими, был подобен щенку овчарки. То есть как бы и восторженное создание, но и разрушительное при том. Впрчоем, Атаринке был по идее привычным. То есть, претерпевал подобные вспышки не первый раз за долгую свою жизнь.
- Высказываний? О, я полагаю, что нет. Разве что осталось исправить мою ошибку окончательно и познакомить тебя с ней.
Кивком головы Третий указал брату на Гильрис, которая все еще вела беседу с одним из ярких представителей аглонского социума. Хотя, вполне вероятно, это было и лишним- при аналитических способностях Куруфинвэ, сложить два и два было легче легкого. Потому как незнакомая дева не нолдорской наружности в помещении была ровно одна, рыжей шевелюрой отсвечивала исправно и прятаться не думала. По тому, как именно Третий говорил и как указывал на данную особу в платье, по всему выходило - шутка совсем даже и не шутка, а очень даже правда. Начиная от взгляда, который явно отдавал этаким ласковым собственничеством, и заканчивая тем, что все длилось слишком долго. Будь это братской подколкой, Третий уже не выдержал бы, рассмеявшись и выдав себя. Долго удерживать серьезное лицо ему не удавалось никогда. Тем не менее, смещаться в сторону сидений Охотник все же стал, справедливо полагая, что знакомить брата с внезапно возникшей в его- в их жизни девой, лучше и правда не посреди прохода.

- Да, действительно, глупый вопрос. Но мне очень приятно получить такой подарок от тебя, Тинкалиндо.
Подобный нож будет незаменим на охоте и не раз ее выручит. наверняка. А то что проницательный кузнец заранее догадался обо всем вновь подтвердило ее мнение, о том, что они с Тьелкормо очень долго блуждали в созданных ими же сумерках, не желая признавать очевидного. Но теперь они пустили в отношения друг к другу свет, намереваясь поделиться ими со всеми, с кем считают нужным. Чем сейчас и занимался собственно охотник. или уже закончил заниматься, поскольку взгляды братьев обратились именно к ним. Вновь рыжей стало несколько неловко - настолько ярким было изменение взгляда друга-возлюбленного. И это ей безумно нравилось, поэтому дева улыбнулась в ответ, улыбнулась именно ему, улыбнулась так, как улыбаются избраннику. И взглядом спросила, пора ли уже ей подойти или же пока можно продолжать разговор с калаквендо. Они вроде бы шли к ним, а значит, был смысл тоже пойти навстречу, тем более что их заметили.

Куруфин улыбнулся брату и проследил взглядом в сторону, в которую кивнул его брат. Там действительно обнаружилась некая рыжая дева, которая была ему незнакома. Дева была красива и в ней действительно было что-то, что заставляло взгляд задержаться... В груди неприятно заныло - он смотрел на избранницу брата и не видел ее. Перед глазами Пятого стояла совершенно другая женщина, та, которую он оставил за морем, в будь он трижды проклят Благословенном Амане. И так тоскливо стало, что хоть волком вой! Он на несколько мгновений прикрыл глаза. Как же он скучал по жене! По ее голосу, теплу понимающей улыбке, объятьям, запаху дивных волос... Как тосковал по их дому!
Куруфин перевел взгляд на брата, на его гордое и такое счастливое лицо... Два чуства боролись в нем, и в одном из них он отказывался признаться себе. Ведь больше всего в этот миг ему захотелось врезать брату, стереть с его лица эту довольную, гордую собственнеческую улыбку! Но нет, хватит! Эта дурная, мерзкая ревность к чужому счастью недостойна лорда, нет, любящего брата. Синда? Пусть синда, лишь бы брат был счастлив! И Куруфин, вздохнув глубоко, чтобы успокоиться, уже искренне и широко улыбнулся Тьелко.
- Если ты считаешь ее достойной, то кто я такой, чтобы мешать твоему счастью?! Я с радостью приму твою избоанницу.

На самом деле, если бы на месте брата номер три, был кто то более чувствительный, и не занятый значительную часть жизни тем, чтобы придушить у себя эмпатию, например Кано, то могло быть бы по всякому. Например, Охотник мог бы уловить, какая именно эмоциональная волна стояла за прикрытыми веками Атаринке, и принять это остро, лично и несомненно в штыки. Тем более, что заподозрить Куруфина в отсутствии толерантности к коренным народам Белерианда было проще простого. Но нет, этого не случилось. Вернее как- Третий ощутил _беспокойство_. Этакое "что то не так, что то не то, аккуратнее на поворотах", но действовать исходя из смутного и беспокойного ощущения не стал. В конце концов, если Куруфину что то не нравится, но он этого не озвучивает, то надо дать ему право на этот широкий жест и не мешать его совершать. Это во первых, а во вторых -если Куруфин не хочет делать свои эмоции, какими бы они ни были, достоянием общественности, то это опять таки, его, Куруфина право и его личное пространство, которое хорошо бы уважать. Да, жаде в том случае, когда уважать личное пространство некоторые не привыкли совершенно. Ну и да, если на то пошло, то у лично Келегорма есть право увидеть ровно то, что ему показывают, а не прислушиваться к сложным ощущениям, которые еще далеко не факт, что правильно понимаются...
- Тогда я не стану далее затягивать официальную часть.
Третий улыбнулся Куруфину, тепло и искренне, чтобы дать понять, что ценит и проявленное понимание, и приложенные к тому усилия, если он конечно правильно понял, что усилия были. Попутно он давольно интенсивно помахал рукой рыжей синдэ. Дескать, ты там не стой, ты сюда иди, давай уже резче.

Что-то между братьями происходило, но кааслось ли это ее, их с Келегормомм, самих братьев или только одного из них понять было трудно с такого расстояния. тем не менее, Кузнец улыбался, а Третий с энтузизмом махал ей. что означало более чем успешные переговоры, а значит, пока заявить о себе и показаться.
- Ну вот, моя очередь вмешиваться в их жизнь, - тихонько шепнув это Тинко, рыжая окончательно выбралась из облюбованного уголка и двинулась к феанариони. Не так далеко, не так близко. Но путь имел значение, пока не был пойман взгляд Охотника. И снова все стао важно, очень важно, но только для них. Во взоре перемешивались вопросы: "Ну как? И что? А потом? Точно-точно?", и те восхищение и нежность, что спустились к ним в звездной ночи в степь после разведки. Правильно и точно. Платье? Платье чуть шуршало и переливалось под огнем факелов, словно мало было отблесков от них на рыжих волосах.
Гильрис подошла совсем близко, глядя все так же на Тьелкормо, и только потом перевела взгляд на брата. Там еще горели огоньки ее чувств. адресованных совсем не кузнецу, искрилась радость от явно благополучного и результативного разговора братьев, о которой она догадывалсь и доброжелательное любопытство - до сих пор она видела Куруфина только издали, и много слышала о нем от, собственно, Келегорма и других воинов дружины.
- Приветствую. И рада знакомству, - квенья давался в это вечер на диво легко.

Куруфин перевел взгляд в сторону идущей к ним девы. Видимо, теперь придется не только смириться с тем, что ему придется делить брата с этой рыжей синда, но и самому привыкнуть к ее постоянному присутствию в Аглоне. Или не постоянному физически, но между ними так точно. Это "между" неприятно резануло. Он привык, что есть он и есть Турко. И все. Этого было более чем достаточно, и ничто не предвещало беды.
Куруфин усмехнулся про себя нерадостно. Словно подобная идиллия могла длиться вечно! Ведь каждому суждено встретить ту, что украдет твое сердце, станет часть феа и жизни. Но почему же этот миг наступил так скоро? Почему именно сейчас, в годы лишений и войны? Ведь брату прекрасно известно, что эльдар не берут жен и не заводят детей вне мира и спокойствия! Так почему же?!
Но подобные мысли не помешали Пятому вежливо улыбнуться подошедшей деве. И приложить руку к сердцу в знак искренности своих слов.
- И тебе я желаю доброго дня. И тоже рад, что наше знакомство наконец-то состоялось. Жаль, что брат прятал тебя, видимо чего-то опасаясь. Напрасно, напрасно.

Ну да, жен эльдар в смутные годы не берут и детей не заводят, и Третий это прекрасно понимал, совершенно не собираясь переть против обычаев. Но тут некоторую злую шутку играл врожденный оптимизм, и приобретенное качество гнать впереди телеги. Потому как строить планы годы войны не мешают, равно как и делать эти планы достоянием общественности. А так- ну, рано или поздно война закончится, и вот тогда... А пока это самое "тогда" не наступило, деву следовало как бы так поделикатнее сказать, обозначить как часть единого пространства. Чужая стая, своя стая... Как то так.
А еще, выбрав линию тупить, с нее крайне тяжко съехать. В потенциально кризисной, и хоть ты тресни, тонкой ситуации, крайне тяжко не впасть с соблазн неизящества на поворотах. Хотя, видит Эру, Третий прилагал к этому все усилия.
- Брат, в общем, это Гильрис, из народа авари...
Относительно вменяемо, и в конце концов официально (хотя, Куруфин как бы и так был уже в курсе) обозначил Охотник рыжую. И резко осознал, что как то так прямо вот информативно больше в рамках родословной или иных деталей сказать ему и нечего.
- Гильрис, это Куруфинвэ, пятый из сыновей Феанаро, лорд этой крепости, мой брат и даже больше.
Подсознание, не вовремя решив проснуться, подкинуло ужасно дурацкое продолжение этой фразы: "И мой заемный мозг, который вполне вероятно, сейчас несколько раздражен." Которая, конечно, озвучена не была. Где то на этом моменте Охотник остро почуял, что начинает терять контроль над ситуацией, но что либо делать было уже поздно. Весь расклад был хорош тем, что отступать было уже некуда. Оставалось разве что положить руку рыжей на плечо, чуть сжимая пальцы. Моральная поддержка, все дела. А сверх того- жест, не лишенный смысловой окраски. Она таки вступала в "чужую стаю", пусть пока еще этак не полностью, и приходило время что называется "перелинивать шкурами". Обозначать принадлежность, или вроде того.
Кано, тем временем, как то не торопился спасать ситуацию, в смысле- не начинал своего выступления, которое в некотором роде заполнило бы собой возникающие не самые ловкие паузы. А значит, надо было прекращать тупить! Вот ведь незадача. Ничего, Кано он потом придушит за эту проволочку. Наверное. Может быть...

- Ну, теперь думаю, нам стоит рассказать детальнее, как оно так вышло?
С некоторой осторожностью, этак на пробу задал он самый невинный из возможных вопросов. Как ему лично казалось.