Первое сообщение в теме :

Степь, невысокие сопки покрытые ковылем.
Мирная деревенька возле реки, и не мирный форт за ней.

Работа за воротами шла своим чередом. Очередной раненый. Уже не первый и скорее всего далеко не последний. Очередная песня исцеления…
И в какой-то миг всё незаметно изменилось. Целительская магия вдруг стала бесполезной. Абсолютно. Эльфы отряда удивлённо начали переглядываться, они тоже поняли, они тоже почувствовали это, у них тоже перестало что-либо получаться. А Кано… Кано удивлённо моргнул, замолкая и осознавая произошедшее и всё понял.
Ну вот и пришло… Наказание.  Ни от кого-то конкретно. От мира. От всего окружающего мира, дарящего свою силу, позволяющего слышать и понимать свою музыку. Чего-то подобного он и ждал. Ждал ещё тогда, на пирсах Альквалондэ, ждал в Лосгаре, ждал на Митриме… Кто же знал, что так получится после небольшого штурма маленького форта орков и маленькой деревеньки рядом. Вот… Деревенька. Там, у её окраины и следует искать ответ, стоит разбираться, отталкиваясь от тех событий. Что повлекло за собой неправильность? Что стало тем неверным, которое подтолкнуло на невероятный, ужасающе неправильный выбор. А не глупо ли искать причину в чём-то, а не в себе самом.. Глупо наверное. И просто. Очень просто сказать мол молотком по пальцам прилетело потому, что молоток неправильный или гвоздь маленький, или стена не такая, как надо, причина тут будет в том, что руку отвёл не так, пальцы из-под удара не убрал… Короче не в молотке или гвозде. Дело всегда в нас самих… В данном случае в нём, Макалаурэ. И глупо будет сейчас винить кого-то, срываться на ком-то, искать оправдания… Глупо и неверно. Тогда, у сарая, он допустил ошибку, серьёзную ошибку и получил что называется ответный удар по себе и по своим верным, пострадавшим-то как раз не по своей вине.  
- Ненавижу войну… - тихо повторил ранее уже сказанные слова менестрель.
Но ведь верно. Ей, войне, глубоко плевать на его ненависть. Она играет ими всеми как хочет. Вот и им поиграла. Жестоко. Вмиг лишив всего, вмиг лишив сил, возможности помогать. Правильно. Всё правильно. Он же знал, что смерти невинных, даже не случившиеся, сделают своё дело.  Правильно. Целителю нельзя приносить смерть неоправданную и ненужную, ту, которая принесёт боль и страдания. Да, лучше бы он сразу пошёл в бой вслед за братом. Лучше бы не делал выбора между мечами и огнём. Лучше бы сразу, не откладывая, отдал приказ. Да что уж теперь… Он сделал ошибку. Страшную, невероятную и поэтому постыдную ошибку. Да… Хорош он, Канафинвэ Макалаурэ, был сегодня, когда решил отдать огню жизни тех мирных. Что же это было? Нерешительность? Боязнь вновь и вновь видеть во сне тех, на кого опустился клинок? Но Турко прав был, ничего бы существенно не изменилось. Не избавился бы он от вины за смерти, не списал бы на пламя… Смерть она всегда и везде, и во всём одна. Да что уж теперь с этим осознанием делать. Теперь делать нечего. Остаётся только жить. Жить и знать, что чуть не шагнул за грань, чуть не предал себя того, ещё аманского, который таскал птичек и мелких зверушек домой и выхаживал у себя в комнате. И умел и жалеть, и переживать, и спасать… А теперь… Теперь вот… Дожил, что называется. Он менестрель, но стал воином, он целитель, а сегодня вот стал палачом. Война. Боль, кровь, смерть. Опьяняющее, кружащее голову и затуманивающее разум чувство силы, чувство власти над врагом. Так вот это как… Вот так, когда кажется, что можешь сделать всё, абсолютно всё, и даже то, что никогда бы не сделал в иной ситуации. А смерть – это так просто. Убивать – это так легко. Не нужно только сомневаться. А если уж есть сомнения, то лучше и вовсе не призывать смерть…

Дозорные не зря вглядывались в степь и окрестные холмы, не зря искали там хоть видимость движения. Там, на дальних холмах, мелькнула фигура всадника-орка на варге. Исчезла. Можно было подумать, что показалось, настолько напряжённо эльфы вглядывались в степь. Но нет, не показалось. Ещё двое… И сорвался один из дозорных, помчался к форту, к воротам, где был лорд, которому и следовало всё доложить. Надо срочно отступать. Всем. Иначе орки атакуют, навалятся, и отсюда, от стен форта никто живым не уйдёт.
- Передовой разъезд орков там, на холмах. Видели троих. О действительной численности сил противника информации нет. – Доложил нолдо, останавливая коня у самых ворот. Остальные отрядники только этих слов, кажется, и ждали. На сомнения и промедления больше не было времени. Всё пришло в движение. Самых тяжёлых раненых перекладывали на конные носилки, каких-то заранее отловленных оставшихся свободными коней впрягали в те самые носилки, каких-то просто подгоняли к воротам, чтобы легкораненых проще было усадить в сёдла. Суеты не было, за то время, пока в форте шёл бой, все определились с задачами и начали их чёткое исполнение. Не смотря на произошедшее эльфы маленького отряда не смутились надолго и не раскисли. Война. А на войне нельзя долго переживать, надо делать дело. Вот они и делали своё дело, решив отложить разбор полётов и решение возникшей проблемы немного на потом, когда отступление уже пройдёт и пройдёт успешно. В противном случае им уже всё равно будет. А так ещё поборются и исправят всё, что ещё можно исправить. Ещё совсем немного, и группа конных двинулась в ту сторону, откуда вечером собственно эльфы и пришли. Двинулись настолько быстро, насколько это было возможно с ранеными. Макалаурэ ехал в голове внезапно увеличившегося отряда, вновь, после отвлечения на начало отступления, погрузившись в тяжёлую глубину своих невесёлых мыслей. Впрочем, это ничуть ему не мешало наравне с воинами отряда следить за окрестностями, чтобы не наткнуться на орков и не попасть в их поле зрения.

Бой прошёл и кончился. Резко. Как гроза. Неожиданно очень. Хуан тяжело дышал. Хозяин вёл его и был очень напуган. Он говорил - не столько валинорцу, сколько себе - что всё будет хорошо. Хуан знал это, но на данный момент это знание не исцеляло от боли. Валинорец мягко лизнул руку хозяина, приободряя его.
- Гав. - Тихо и даже как-то сипло выдохнул волкодав, прикрыв глаза.
Ворота были далеко и близко. Боль сковала весь бок, а слабость накатывала волнами, заставляя лапы подгибаться. Пожалуй, стоит прилечь, но какова вероятность, что пёс больше не встанет? Но сначала обычная хотя бы перевязка: унять кровь, прикрыть рану. Многие звери в дикой среде погибали от таких ран. Те, кто выживал, обладали крепчайшим здоровьем и силой, но таких было мало. Очень мало.
Хуан был вынослив, живуч и силён. И у него был хозяин. Конечно, он не мог облегчить боль, и пёс никогда его в этом не винил. Потому что знал, что хозяин очень хочет этого, хочет, но не может. Равно как и Хуан иногда очень хочет облегчить боль хозяина.
Перевязка - дело быстрое, особенно такая спешная. Равно как и сооружение чего-то странного, на что обычно кладут двуногих, которых нельзя везти на лошади.
Валинорец медленно подошёл к сооружённым штукам и лёг на них, прикрыв глаза. Навалилась усталость. От всего мира остались только усталость и боль. Ну и неровная дорога, щекочущая лапы степная трава, что не была ещё выжжена и вытоптана, приглушённые запахи гари, крови, мёртвого мяса, живых тёмных двуногих, которые есть, но там, далеко. Если бы он мог, он бы встал и бросился бы бежать, не тормозил бы никого, потому что идущие тёмные захотят мстить. Обязательно захотят, и будут иметь на это полное право. Так всё и выходят. Война - лишь порочный круг, состоящий из мести. Как змея, пожирающая хвост. Она переваривает себя заживо, давится собой, своими соками и своей кровью, умирая от боли, но не может остановиться. Так и тут.
Пёс прикрыл глаза, надеясь лишь на то, что светлые двуногие успеют уйти несмотря на такую обузу. Сам бы он так далеко не ушёл. Постепенно мир окончательно отошёл на второй план, даже запахи, оставив лишь боль и неровности степного пути.

-Чем бегство отличается от тактического отступления?
- Во втором случае все знают, как это сделать и зачем. (с)


От форта уходили без паники, слаженно и четко. Наскоро замотав кого можно, чтоб дотянули до привала. Ну да, дозорные видели орочью разведку, так то разведка. Она быстрая, и совершенно точно выдвинулась заранее, и варгов гнала. А основные силы на такие подвиги не способны, в любом случае медленнее идут. А если там еще и пехота... В общем, хорошо бы там пехота была. На сей раз порядок следования Аглонских войск изменился - теперь впереди двигались верные Кано, вместе с ранеными, вместе с носилками и нагруженными конями. А сзади, по сути поджимая "лекарский караван", отрезая тыл и часть флангов от открытого пространства, расположились самые везучие и целые. Так, бывает, овчарки гуртуют отару, перегоняя от дальнего выпаса до деревни. И как те же овчарки, воины следили за окружающим пространством, готовясь встречать волков. Как натурально четвероногих хищников, так и их двуногих друзей.
Третий ехал, как и иные боеспособные, держась в хвосте отряда и переживания его были многогранны. Он пытался подсчитать, какое именно время-расстояние отделяет покусанный и пощипанные несколько более, чем надо для счастья, отряд, от преследователей. Получалось... Да неоднозначно получалось. С одной стороны- разведка налицо, а с другой- не видно и не слышно толпы, которая незаметно никак подкрасться не может. Значит- получается, что, хорошо что ли? Получается успевают они отойти нормально? Получается, если на глаз, то да...
Третий тяжело вздохнул, поводя плечами. Распаковаться из доспеха хотелось все более явственно. Ушибленное в бою плечо начинало все явственнее напоминать о себе, отреагировав на движение противной, глухой болью. Доспех соответственно, на наливающийся синяк (чтобы знать, что он будет, и при том легендарных масштабов) противно давил. Жить с этим всем можно, но раздражает же! А ведь еще столько дел. Надо переговорить с Кано, понять, что с ним происходило такого. Может быть потом Третий и пожалеет о такой общительности, но тут лучше жалеть о сделанном и сокрушаться на почве новых знаний, чем оставлять все как есть.
Как только будет привал, надо будет сдать Хуана целителям и как следует мотивировать их. Конечно, мотивация скорее всего им нужна не будет, и лучшее, что Охотник сможет сделать, это над душой не стоять, но... Но ты попробуй не постой над душой, когда такое дело. В волнующих его делах Третий не умел не принимать участия, даже если и не был нужен.
Не сказать чтобы стремительно, но и не слишком быстро, отряд миновал догоревшую уже деревню, черные, маслянисто дымящие остовы сараев и наверное домов. Теперь уже и не понять, что было где. Потом конница перевалила за ближайшую сопку и скрылась из вида, удаляясь от бедового места, покидая его окончательно.
В след им с забора качнула косами отрубленная голова орчанки, словно прощаясь.

НПС


Земля была холодной, и прижиматься к ней пылающим  виском было почти приятно, но запах остывших углей и остывшей крови говорил, что пора подниматься. Болела голова, которой девушка приложилась о землю и плечи, по которым пришелся удар. Под кожей, небось, уже разлился здоровенный синяк, так что долго ничего на спине не потаскаешь. Почему неизвестный голугский воин её не убил, Яра не знала и совершенно точно не собиралась искать его, что бы спросить. Может просто промахнулся, а потом потерял её в темноте или не захотел возвращаться. Не важно, она была жива и относительно цела, значит, нужно было вставать и идти. Девочка в свои неполные двадцать лет никогда прежде не сталкивалась с вражеским нападением, война была далеко, там, за отрогом, на равнине, где щетинились бойницами чужие крепости и страшные голуг рыскали по степи. Но Яра все-таки была орком и с молоком матери впитала некоторые вещи, как и всякий молодой хищник. Поэтому она не встала сразу, а с минуту лежала неподвижно, вслушиваясь в окружающие звуки. Кругом была тихо, ни звука, ни шага, ни теплого живого запаха. Еще утром деревня ощущалась совсем иначе: пахло костром и хлебом, было шумно от разговоров и детского визга, а теперь только шум водопада нарушал мертвую тишину. Врагов в округе не было, своих орочка тоже не чуяла. Должно быть, она провалялась очень долго и все давно закончилось. Девушка неуклюже поднялась. В голове шумело, и ноги подкашивались, но это ничего, это пройдет. Она знала, что увидит на дороге, но все-таки не выдержала, отвернулась, не в силах смотреть на тела тех, с кем прожила все свои девятнадцать лет в одной деревне и еще утром шутила или ругалась. Все были мертвы, старый вождь, ругавший её за непочтение к старшим, сын соседки, с которым они дрались, пока били детьми, и которые всегда задирал перед ней нос, когда вырос. Теперь он лежал, глядя остекленевшими глазами в светлеющее небо. Вождя можно было узнать только по кинжалу в серебряных ножнах, голуг отчего-то не взяли у мертвых ничего. Странно, зачем же они тогда приходили. Или просто не успели собрать добычу? Яра подумала о том, что бы забрать оружие, но её собственный широкий нож был при ней, и подходить к убитым девушка не стала. Чуть поодаль, рядом с бревнами, оставшимися от сгоревшего сарая, лежало несколько обугленных тел. Орочка успела разглядеть среди них детские. Она отвернулась от сарая и столкнулась с невидящим взглядом мертвых глаз. Вороны еще не успели потрудиться над этим лицом. Смерть умеет до неузнаваемости менять черты, но Яра узнала свою товарку, тоже ученицу травницы. Она была на два года старше и в этом году должна была выйти замуж за одного парня с заставы. Девушка отшатнулась, зажав рот кулаком. Почему-то мертвый взгляд насаженной на тын головы напугал её больше всего. Она до крови закусила кулак, что бы не закричать, потому что враг мог быть еще где-то поблизости и поковыляла прочь к пещерам, торопясь насколько хватало сил. В пещеры голуг наверняка не сунутся, они боятся подземелий. А там внутри, за жилыми пещерами прятался тайный отнорок, и если кто-то выжил, то ушел именно этим путем.
Яра спустилась в пещеру, осторожно держась за стену. Внутри не горело ни одного очага, но орчка прекрасно видела в темноте. Запах жилья не успел выветриться за одну ночь, и девушка не могла сказать, прошел ли кто-то этими коридорами недавно, слишком много тут ходили за день. Но части вещей не было на месте, и их наверняка забрали хозяева. Голуг в пещере не пахло. Орочка уверенно свернула в свой закуток, который делила с двумя товарками. Голова одной из них украшала тын, вторая наверняка тоже была мертва, количество тел возле сарая не оставляло места для оптимизма. Девушка быстро скрутила в узел постель и вещи, которые могли пригодиться в дороге и на временной стоянке. Если свои недалеко, она успеет сюда вернуться за всем остальным. Если не успеет, то и не жалко, не так уж много ценных вещей успела орочка скопить за свою жизнь. Прежде чем нырнуть в тайный ход, девушка ножом отпорола бубенцы с юбки, ей сейчас не хотелось быть заметной.
Она вышла из подземелий, когда уже почти совсем рассвело. Вокруг шумел сосновый лес и доносился запах дыма. Не того дыма, которым пропиталось её платье в сожженной деревне, а обычного походного костра, даже нескольких костров. Тут могли быть только свои, поэтому девушка осторожно, но уверенно двинулась на запах дыма.  Среди деревьев мелькнула серая тень и дорогу ей уверенно преградил здоровенный серый варг. Он заинтересованно повел носом и дружелюбно дернул ушами, признавая в орочке свою. Варг был незнакомый, шерсть на спине была немного вытерта, а грудь обхватывала шлейка от ездовой сбруи. Зверь обнюхал лицо девушки, мягко лизнул протянутую руку мягким языком, как будто хотел утешить и уверенно повел её вперед, на запах дыма. Яра неожиданно почувствовала, как защипало глаза, и влага потекла по щекам солеными ручейками. Впервые за эту очень длинную ночь.