Весна в Аглоне редко когда наступала рано- сказывалось близкое соседство с горами и специфическое положение на карте, когда север, обычный, а не тот, который чаще даже произносится с большой буквы, считай под боком. А уж внезапными заморозками в середине мая никого было не удивить и подавно. Нет, снега уже ждать не стоило, но вот холодный ветер и общее состояние природы, когда хочется камин или меховой плащ- запросто. Зато оттаяли и просохли дороги. Зато майские сумерки- светлые и долгие, и небо к закату ближе не заливает алым, как бывает летом. Нет, весной оно к вечеру вылинивает в бледный желтый, чуть не впрозелень, и только потом начинает набирать фиолетовый тон. Долго, очень долго, на светлом небе виден контур шпилей, тянущихся к звездам. Крепость в такое время похожа на шипастого дракона, тянущего тонкую шею вверх. Прыгнет? не прыгнет? И только совсем ночью там начнут зажигатьсья огни, и то не много- на освещении тут слегка экономят, зажигая факелы только там, где кто то есть. Огромное драконье брюхо способно вместить куда больше обителей, и от того по вечерам коридоры особенно гулкие, с гуляющими по ним сквозняками. Продувает Аглон страшно.
НО именно сегодня в крепости ждут гостей, и потому в некоторых местах света достаточно, и даже в целом натоплено больше обычного. И вообще заметно некое оживление, отличное от традиционного. Так то затыкающая ущелье крепость скидывает запряженное, замершее ожидание только перед редкими стычками, и от того пробуждения ее однотипны. Но нет, сегодня гости, сегодня ничего такого. Никто не будет азартно сделать коней, жадно выплескиваться на равнину, досадовать что в этот раз не он отправляется на охоту за двуногой дичью. И от этой непривычности кажется, что крепость смотрит внутрь себя недоуменно, в растерянности. Тем не менее, стражники на воротах предупреждены о скором визите, в конюшнях готовы стойла, в жилых помещениях- комнаты. Даже пребывая в недоумении, Аглон действует четко, как единый организм.

Весна, казалось, осталась далеко позади, в нескольких днях пути. Если в Нарготронде уже вовсю цвели цветы, если за Завесой, в благословенном Дориате, все буйно и пышно зеленело и вовсю пели птицы, то, стоило Финроду миновать леса Нельдорэта и выехать в земли восточного Белерианда, как он попал едва ли не в февраль. А впрочем, он любил весну и здесь - не цветистую и пышную, а вот такую, неуверенную, делающую то шаг вперед, к лету, то два обратно, к зиме...
С гор дул пронизывающий ветер, пробиравшийся даже под шерстяной плащ и плотную рубаху. Здесь, в горном ущелье, ветра не утихали никогда, становясь зимой суровым испытанием. Правда, не для Финрода и не для его спутников, они давно не боялись таких холодов, но все равно мечтали о теплом очаге и горячей ванне.
Крепость уже маячила впереди, кони, почуяв жилье, ободрились и пошли быстрее, в отряде заговорили, перебрасываясь короткими фразами и смешками. Финрод тоже улыбнулся, но он понимал, что в Аглоне его ждут не только кров и очаг. Были и другие, куда менее радостные вещи.
Он довольно тепло относился к кузенам и особенно к племяннику, и с охотой приезжал пообщаться с ними, особенно проездом в Дортонион - но чем дальше, тем отчетливее Финрод ощущал неприятную, тяжелую атмосферу крепости. Сперва он старался не замечать, потом убеждал себя в том, что пристрастен, но это становилось все более затруднительным. В Аглоне пахло ненавистью и пугающей жаждой чего-то недоброго.
Тряхнув головой, Финрод попытался отогнать неприятные мысли. Нужно поговорить с кузенами. Нет, не об этом, упаси Валар, просто... поговорить.
Крепостные ворота распахнулись - знамя Нарготронда послужило паролем - и отряд въехал внутрь. Финрод соскочил с коня, оглядываясь.

Гостей ждали, Финрода знали в лицо, так что в целом процесс мучительного и зачастую ну очень подробного входа в Аглон гости миновали достаточно быстро. По крайней мере их не волынили, как могло бы быть с менее знакомыми эльдар и расспросами в духе "то такие, чего надо, откуда едете" не мучили насмерть. Во дворе, стоило там появиться правителю Нарготронда сотоварищи, возникла хорошо организованная суета, когда все делается вроде бы и быстро, но без лишней бестолковой беготни. У новоприбывших принимали коней, решались насущные вопросы куда разместиться, кто-то, увидев знакомого, обменивался приветствиями... Солнце приблизилось к горной гряде, почти напарываясь горячим боком на скалы, и через двор легли глубокие, резкие тени, будто разрубая каменные, чисто выметенные плиты. Откуда то с задних дворов, гулко и как-то запредельно четко, подала голос собака, за ней другая. Лай рассыпался между высоких стен, как слетают бусины с порванной нити, и так же неожиданно смолк, оставляя на своем месте практически ощутимую пустоту. При том, что по настоящему тихо в крепости не было и быть не могло- голоса, звуки работы, все это было на своем месте, но упорно не хотело сливаться в единый гул и каждый звук, каждый голос существовал будто бы сам по себе. Наверное, подумать об акустике этого места, поразгадывать ее, было бы интересно, но...
Но во двор вышел бессменный комендант этих мест, он же третий по счету из сыновей Феанаро. Охотник гостей ждал, и собирался встречать что называется от порога. Быстрым, энергичным шагом он пересек двор, легко шагая по черезполосице теней от башен, похожей на то, как если бы по двору прошлись огромные когти. Вид он имел самый жизнерадостный, запредельно далекий от всех мрачных предчувствий и недобрых ассоциаций. Хотя, может быть секрет таился в том, что ему-то в Аглоне было хорошо и удобно. Третий годами лепил крепость под себя, и она ему нравилась такой, какая есть. С тягучим ожиданием, разливающимся по вечерам в пустых коридорах, с очень такими своими шуточками верных, суть которых чаще всего сводилась все к тому же. С дуреющей от покоя и ничегонеделанья аглонской дружиной, которая выход в дальний рейд считает удачей. Да, крепость ему нравилась, и она отвечала взаимностью, как хорошо натаскана собака.
- Финдарато! Наконец ты приехал. Дорога была спокойной?
Спросил Охотник, подходя и оглаживая коня Финрода по храпу. Третий улыбался, глядя на кузена и по звериному щурясь, потмоу что смотреть приходилось против солнца, а заданный вопрос звучал более утверждением. Уж кто-кто, а Охотник точно знал- вокруг Аглона не происходит ничего, потому что ничего не происходит. Но мало ли, вдруг родич привез какие либо известия, разбивающие вязкую рутину?

Крепость и все в ней работали по-военному четко. Наверное, это было правильно, когда каждый точно знал свое место и действовал быстро, эффективно и слаженно, как части сложного механизма. Вот, к примеру, сейчас, когда их отряд встретили, поприветствовали, приняли коней за считанные минуты.
Финрод мало кого знал здесь, и даже тех, чьи лица и имена помнил - не ближе. Он улыбался приветливо и дружелюбно, но здесь, в отличие от Хитлума, чувствовал себя не то чтобы чужим... скорее - чужеродным.
По крепости прокатился собачий лай - верные сторожа учуяли чужаков и немедленно оповестили об этом всех, не лишившихся слуха. Финрод не смог бы различить отдельные голоса в этом хоровом выступлении, разумеется, хотя был бы рад повидать персонально Хуана. Впрочем, белоснежный красавец наверняка появится следом за хозяином... который тоже был легок на помине, явно ждал гостей и сразу же вышел навстречу.
- Приветствую, Тьелкормо, - он легко перешел на квенья. Здесь, в Аглоне, среди нолдор это было не только допустимо, но и принято даже. - Поистине, наконец-то. Все спокойно, - с улыбкой подтвердил он то, что и так было понятно. С того дня, как орки прорвались на земли Таргелиона, все было тихо. Тогда они встретили достойный отпор.
Финрод протянул кузену обе руки в приветственном жесте. Он и правда соскучился по веселому и отважному Феанариону, самому легкому в общении из братьев.
- У вас все благополучно? Куруфинвэ, Тьелпе - все в порядке? - едва ли что-то не в порядке, но не спросить было невозможно. Финрод поправил вырвавшуюся из-под ленты прядь волос и быстро окинул взглядом двор. Все в порядке, его воинов уже увели в покои, значит, можно не тревожиться об их удобстве.

- У нас... У нас все лучше всех. Да и когда оно было по другому-то?
Легкомысленно махнул рукой Третий, показывая что если где в мире и могут быть проблемы, то никак не в Аглоне. Присевший на задние лапы дракон, стремящийся укусить луну и обвивший хвостом склон ущелья бдительно несет свою вахту, кому придет в голову соваться? даже если дракон красивый, временами гостеприимный и населяют его сплошь дивные эльдар...
Впрочем, за легкомысленной подачей внимательный глаз мог разглядеть что то такое, что портило общее приподнятое впечатление. Некая неудовлетворенность, как если бы это "лучше всех" было словами порицания. Чуть-чуть, но все же.
- Давай, не стой на пороге! Ты наверняка устал, хочешь есть и сидеть не в седле.
Ответив на приветствие, Третий решительно увлек родича вглубь крепости. Там, где сейчас шли хозяин и гость, весело горели факелы, разгоняя густой мрак, что стремительно копился по углам. Факелы даже почти справлялись- темнота, не находя себе места внизу, копилась под потолком- Аглон строился по принципу "вверх" и местами потолки были несколько выше, чем нужно. Зато это компенсировалось высокими окнами, и в ясный день крепость чуть ли полоскало солнцем насквозь. А вот из коридора соседнего, который вел в помещения, сейчас не используемые, в спину идущим смотрела темнота, разбиваемая буквально парой светильников. Вдоль коридора пробежался сквозняк, холодной лапой взбил волосы идущим, растревожил пламя факелов и исчез. Где то опять было не закрытое окно.
Шли недолго, так что в полной мере насладиться холодными и гулкими коридорами Финроду не удалось- если Третий двигался какой-либо цели, то делать это предпочитал быстро. В итоге они пришли в небольшую комнату, все с теми же высокими, стрельчатыми окнами, в которые можно было видеть постепенно погружающуюся в темноту степь. Также в комнате весело горел камин, давая тепло (что несколько противоречило приоткрытому окну, в которое проникал холодный воздух). Также в комнате был стол, на котором вольно расположились подносы с олениной, сыром, сушеными фруктами и хлебом. Нашлось место и для кувшина с вином, а также кубков. В принципе, комнату можно было назвать уютной, и от того она создавала ощущение контраста с коридорами.
- Располагайся!
Широким жестом Охотник пригласил своего гостя входить, и вошел сам, первым делом пройдясь от дери до камина и подкинув в него небольшой сук. Не то чтобы в том надобность была, но Третий, заходя куда либо, всегда старался что то в обстановке изменить, как то отметиться. Заявить свое присутствие тут.

Лучше всех?
Финрод вежливо кивнул в ответ, но вполне поверить в искренность кузена не смог, как бы ни хотел. Что-то было в тоне говорившего неестественное, наигранное. Но выяснение в любом случае придется отложить до лучших времен, если Келегорм вообще будет расположен откровенничать. А он не был к этому склонен.
- Откровенно говоря, очень хочу, - широко улыбнулся он, как будто бы не услышал фальши, - а больше всего хочу оказаться у камина. У вас здесь весна еще почти незаметна, а ветры особенно злые.
И он легко и охотно позволил кузену увести себя в здание, где было тихо, тепло и светло. Крепость отличалась высокими потолками и большими окнами, и Финроду нравилось здесь бывать. Низкие, сводчатые потолки всегда на него давили, и даже в подземном городе он сумел оторвать их от земли и поднять ввысь. Но хоть сами коридоры и освещались факелами и феаноровыми лампами, их пустые ответвления были темными, холодными и неприветливыми. "Точно как эльфы здесь, как сам Келегорм. Напоказ улыбаются, а в душе..." - Финрод невольно поежился от сквозняка. Сегодня было хуже, чем в прошлые его приезды. Навалилось сразу, с порога, и он пожалел бы, что вообще приехал, если бы не радость встречи.
Но очень быстро они оказались в теплой и уютной гостиной, где все страхи и натянутости легко было списать на дорожную усталость и холод. Финрод вслед за хозяином подошел к камину и распахнул плащ, позволяя струям тепла выгнать из тела остатки холодов. Он до сих пор не любил холод и тяготел к теплу, хотя боролся с этой памятью не души даже, тела, как мог.
- Спасибо, - он опустился в кресло и позволил себе, не слишком церемонясь, наполнить кубок пряным рубиновым вином, терпко и сладко пахнувшим. - Здоровье хозяев, - Финрод поднял кубок выше линии губ, - да осияют звезды этот дом.
"И да будет на нем благодать Валар", - добавил он мысленно.
- Отличное вино, - оценил Финрод. - Я так рад, что все же выбрался к вам. Засиделся дома.

- Хорошо, что ты приехал! А то от нас куда угодно семь верст, и все кругами. Как у вас там жизнь идет? Новости есть какие либо?
Что бы там ни было, какие бы умолчания ни таились за загадочным "лучше всех", сам Охотник судя оп всему, значения им не придавал. Хотя, более верным было бы сказать - не задумывался, проживая эмоции, но не трудясь давать им имени или разбирать по полочкам. Сейчас у него был гость, и Третий вполне искренне радовался визиту, и тому что вот именно в этот момент никуда бежать не надо, никакой тревоги нет и вообще. Редкий, надо сказать, был этом момент- обычно за тревогу Третий был готов коня отдать, что называется. Неторопливо, можно сказать даже медленно, Охотник откочевал от камина в сторону стола, но это была обманчивая медлительность. Так неторопливо бывает, ходит большой кот, который живет в горах и ловит там баранов. Прихватив кувшин за горло, он налил вина и себе, качнул кубок в пальцах, ловя в темно-красное нутро факельные отсветы, и шутливо отсалютовал кубком родичу.
- За хорошие встречи. Пусть их будет больше, чем иных.
И сходу прыгая с пятое на десятое, этак произвольно меняя темы беседы, которая по сути еще только началась:
- Ты давно списывался с Атаринке? Что он тебе последнее из новостей рассказывал, чтобы мне не повторяться?
Надо заметить, что плотно устраиваться в кресле Охотник не стал, видимо, деятельная натура не давала, и в качестве некого компромиссного варианта он устроился на подлокотнике. Со стороны могло показаться, что Третий готовится резко куда то срываться, бежать и что то делать, хотя по сути это было глубоко неверное впечатление. Он как раз никуда не собирался, а планировал провести вечер за неторопливыми (относительно) разговорами и обменом немногими (по его мнению) событиями, которые успели произойти. Новостей, строго говоря, и правда набиралось не густо.

- Новости все больше мирные, незначительные. К примеру, горячий тебе привет от Нэрвен, - Финрод с удовольствием смотрел на кузена. Тот напоминал ему младших братьев своей веселостью и бесшабашностью, даром что был старше самого Финрода.
"Снежный барс", - пришло на ум сравнение, - "белый, гордый, сильный и стремительный". Такие кошки в изобилии жили в горах у Нарога, и Финрод часто любовался ими. Несколько котят даже жили в городе, пока не вырастали; потом им становилось тесно и неуютно в пещерах. Сам Финрод больше любил собак, но все без исключения звери находили у него помощь, ласку и понимание.
Ответив на тост кузена, он поднес к губам кубок с вином, оставившим вязкое послевкусие хурмы и легкую сладость. В груди потеплело, а на душе прояснилось, но то было скорее следствием непринужденного поведения Келегорма, чем глотка вина.
Вот только за причудливыми извивами речи кузена Финрод следить не успевал. Точнее, не всегда мог уловить, какая логическая связь вывела его на новый виток.
- Куруфинвэ писал прошлой осенью, - припомнил он, - что у вас была какая-то заварушка на границе. Но я так понял, что ничего существенного. В последние года такое случается.
И Рэсто упоминал о том, что на границах встречаются орочьи отряды, и Ангарато писал. И в Нан-Дунгортеб пауков больше, чем когда-либо прежде.
Устроившись в кресле поудобнее, Финрод потянул к себе блюдо с олениной, отрезал изрядный ломоть и взял к нему хлеба. Тот был еще теплый, как видно, девы Аглона постарались.
- Твоя добыча? - поинтересовался он, попробовав сочное мясо.

В целом, тема добычи несомненно была бы раскрыта более подробно, если бы в дверь не постучали, и после крайне короткой паузы, дверь не открылась бы и в проеме не воздвигся Хэлко. Надо сказать, подобная бесцеремонность вторжения имела под собой вполне логичное объяснение - если бы входить было НЕ надо, лорд бы совершенно точно и однозначно дал это понять. Во всех остальных случаях вторжение считалось санкционированным. Так что верный возводится, а воздвигаться он умел хорошо, не смотря на вполне стандартные габариты. Верный сделал шаг в комнату, почтительно кивнул Финдарато, мазнув взглядом по лицу владыки Нарготронда и зачем-то внимательно поглядев тому за плечо, после чего заговорил. Голос у него был приятный, мягкий и глуховатый.
- Приветствую, государь Финдарато.
После чего внимание его было обращено на непосредственное начальство.
- Лорд, тебе письмо из Маглоровых Врат. Ты просил передавать их сразу.
В том, как это было сказано, звучало мягкое такое утверждение. Выходило, что Хэлко ставит лорда в известность о том, что он делает. Далее он обождал подтверждающего кивка, и прошел в помещение, передавая небольшой свиток в руки Третьему. Вообще, надо отметить, что весь облик новоприбывшего резко контрастировал с его манерой речи, мягкой и располагающей. И дело было в принципе, не в шраме через всю щеку- эка невидаль. Но двигаясь через освещенное пространство, он словно тащил за собой шлейфом весь остальной Аглон. С пустыми, стылыми коридорами, с безмолвной стражей на стенах, с редкими светящимися окнами, которые как глаза бессонного зверя смотрят в степь, выжидая добычу. Хэлко шел, не быстро, нельзя сказать что сковано, но все равно будто продирался через пространство. Так, наверное может двигаться искусно сделанная, и вдруг ожившая статуя. Вроде бы все нормально, вот шаг, вот то протягивает письмо, а все равно складывалось ощущение, что сохраняет совершенную, мраморную неподвижность. Что все это- какая-то хитрая иллюзия, совершенно неотличимая от жизни, но от того не делающаяся более настоящей. Вручив письмо, нолдо замер, приводя мир ощущаемый и зримый к некому общему знаменателю, вплавляясь в разогретый воздух комнаты, как стрекоза в янтарь.

Их легкую беседу прервало появление верного Келегорма. Просто-напросто распахнулась дверь, являя взору высокого воина со шрамом через все лицо. Финрод каждый раз с болью смотрел на чужие увечья, все надеясь, что со временем силы эльфийского роа возьмут свое и затянут все следы ран, даже такие страшные.
Вошедший окинул взглядом комнату, мгновенно нашел его самого и наклонил голову. Проследив за взглядом воина, Финрод невольно и сам обернулся, выясняя, что такого тот обнаружил за его спиной. Вроде бы ничего нового и сколько-нибудь интересного.
- Приветствую, - он наклонил голову в ответ, - Хэлкамиро.
Имя этого верного Финрод знал, часто замечая его в свите кузена. Очень уж приметен был нолдо.
Тот передал Келегорму письмо от его брата, Певца, и Финрод заинтересовался содержимым своей тарелки, давая кузену возможность спокойно читать, не стесняясь его присутствия. Если уж эти письма были так важны, что - по заверению верного - должны были быть передаваемы сразу... интересно, почему именно от Маглора? Или ему только показалось, что была подчеркнута исключительность писем от него?
И снова на сердце стало неспокойно. Позднее ли письмо было тому причиной, или что-то в облике вестника, но к Финроду вернулось настигшее его во дворе и едва разошедшееся в тепле и уюте ощущение неправильности, фальши, тяжести здешней атмосферы. Появилось острое желание провести по лицу ладонью, разгоняя точно бы дремотное видение, тягостное и тянущее. Финрод поймал взгляд верного, силясь что-то разглядеть в его лице, но все таяло, как марево под солнцем, ускользало от взгляда, и спустя десяток ударов сердца от отвернулся, теперь уже позволив себе оглянуться на кузена.

Если явление произвело на Финрода гнетущее впечатление, то на Турко судя по всему впечатления оно не произвело никакого. Обыденность она обыденность и весть, в конце концов, своего верного он встречал считай что ежедневно и за годы успел привыкнуть ко многим особенностям поведения. Начиная от специфической привычки смотреть не прямо на собеседника, а слегка тому за плечо, и заканчивая неизменной вопросительной интонацией при произнесении слова "лорд". Ну, по крайней мере эти черты вполне окупались общей полезностью и совершенно цепной готовностью выполнять команду "фас". Собственно, возможность получения подобного приказа как раз входила в сложный неписаный договор между лордом и его верным, который не ходил в статусе оруженосца только потому, что постоянных оруженосцев Третьему было не надо. Случись война -  помочь упаковаться в доспехи и подать копье может любой- ближайший, а вне войны Охотник справится и сам.
- Ну да, просил. Вдруг же у них там опять самые творческие в Белерианде планы по улучшению обороноспособности.
Сказано это было совершенно без одобрения, прямо-таки с глубокой, всепоглощающей досадой. Даже с раздражением - видимо, творческие реорганизации Врат неким мистическим образом касались Аглона, и считались совершенно не годными Аглонским вожаком. Казалось, что Врата со своей деятельностью, смертельно ему надоели, но не участвовать в этом он по какой то причине не может. Долго вчитываться в письмо Третий не стал, вернув его в руки своему верному и сообщив тому, что далее никаких важных дел не имеется, делай мол что хочешь. Хэлко вежливо кивнул, при этом на лице его отобразилось выражение в духе "ой, да ладно", и направился к выходу. По дороге нолдо со шрамом второй раз мазнул взглядом по Финроду, именно что скосив глаза, но не поворачивая головы. И только после этого развернулся, чтобы попрощаться. Совершенно спокойно, с нейтральной, но не наигранной доброжелательностью - если не присматриваться, то все нормально, если предположить что спокойствие- для данного нолдо естественнее, чем эмоциональные резкие всплески. А если перехватить взгляд, то на какую-то секунду может почудиться, что покой этот- спокойствие скотомогильника зимой- мороз сковал требуху, прибил мясной запах, и заледенелые потроха только слегка отблескивают при свете луны. Потом Хэлко наконец покинул помещение, беззвучно прикрыв за собой дверь, и унес с собой мрачные ассоциации.
А к Охотнику вся эта жуть и недобрые веяния никак не прилипали, он им в целом противоречил своим фактом существования. И, в целом это скорее всего была другая крайность.
- Прости, но я правда просил доставлять письма из Врат сразу же. Кано последнее время делает много странных вещей в плане обустройства своей крепости, и если не бить его по рукам, то он в конец ее развалит. А хорошие советы он слушать не хочет!
Сообщил Турко Финроду, причем таким тоном, словно наябедничал. Видимо, наболело.

В короткой реплике Келегорма прозвучала такая досада, что Финрод невольно поднял брови, выражая удивление. Он как-то не привык слышать от братьев упреки в адрес друг друга, но, как видно, либо Маглор довел уже младшего в мелочах, либо произошло что-то знаковое, что вызвало такую яркую реакцию, причем публичную. Причем ладно бы при нем, но при верном...
С письмом хозяин разобрался быстро и тут же вернул его Хэлкамиро, который ушел так же, как появился - тихо, с грациозностью пантеры, как его лорд, но оставив после себя неравеивающееся ощущение духоты и холода. Настолько явное, что Финрод, отставив кубок, отошел к окну.
- Не возражаешь, если я немного приоткрою его? - спросил он, не оборачиваясь. Надо было подставить лицо ветру и вдохнуть свежего воздуха прежде, чем возвращаться к теплу камина.
"Да что же со мной происходит?!" - Финрод никогда прежде не испытывал такого среди эльдар. Точно какие-то злые чары овладели то ли им, то ли крепостью.
А Келегорма между тем прорвало, и это давало возможность заговорить с ним наконец не о ерунде.
- Что же такого сделал Макалаурэ? - осторожно спросил Финрод, возвращаясь к своему креслу и садясь в него - глубоко, основательно, готовясь к длинному, но неофициальному разговору. Обстановка, по крайней мере, располагала.
- Надеюсь, в письме никаких тревожных вестей? - мягко добавил он. Вряд ли, иначе Келегорм уже умчался бы что-то делать, но, возможно, его останавливают соображения гостеприимства?

Вот тут Финдарато слегка ошибся- если бы вести были тревожными, никакое гостеприимство не остановило бы одуревшего от долгой зимы Охотника. Что же касается верных - то при этом конкретном верном Третий позволял себе многое. Например, надевать ороччьи головы на колья возле руин орочьего же форта. Это было очень особое такое взаимопонимание, крепок замешанное на неписанном правиле "не задавать вопросы о личном никогда".
- Конечно не возражаю, я сам не люблю закрытых окон. Но вот гости бывает, мерзнут при наших то погодах.
Легко согласился Охотник с предложением кузена. СТворка окна подалась легко, и протопленная комната моментально приняла в себя резкий порыв ветра, которые столь часты в горах на высоте. Аглон продувало всеми из возможных ветров, и вот теперь эта, до того как бы вырванная из общего контекста крепости, комната пришла к общему знаменателю со всеми остальными помещениями. Аглон действительно плохо переносил закрытые окна и закрытые двери, причем на уровне всей своей каменной туши, сколь бы легкой она ни казалась со стороны.
- Что делает... О, проще сказать что он НЕ делает, но я попробую объяснить.
Третий тряхнул волосами, и наконец сел в свободное кресло, по дороге стянув с тарелки ломтик сыра.
- Все началось примерно с год назад, осенью 440 года. Тогда внезапно выяснилось, что Врата не готовы совершенно к внезапностям. То есть как не готовы- отличная крепость, хорошие гарнизоны, дружные эльдар, но... Но к войне они не готовы морально и не знают, что делать если вдруг. Образно выражаясь, у Кано есть в руке меч, но он не готов им бить противника. И из этой не готовности выросло очень много ерунды, причем такой, что лучше бы и не надо.А выяснилось все совершенно случайно, и если бы он не решил сходить со мной на орочий форт, который мы нашли на Ард-Гален к северу ближе, то вообще неизвестно, вплыло бы. Мы тогда знатно поругались, и это наверное зря, но Кано в итоге решил поправлять ситуацию... И теперь он закапывается в игрушки с усложнением осадных машин, оборонительных строений и прочим. Причем в половине случаев это изящные и интересные решения, но совершенно бесполезные с практической точки зрения.
Охотник покачал головой, выражая сожаление и печаль, после чего куснул сырный ломтик. Так сказать заедая неприятный осадок.

Немного постояв у распахнутого окна и оставив его приоткрытым, Финрод вернулся к столу и разговору немного успокоившимся. Дурные чувства, конечно, не улеглись, но теперь он мог проверить их разумом.
А Келегорм, наконец усевшийся прочно, заговорил о брате, и по мере его рассказа Финроду становилось все более неуютно. Все в этом рассказе было не так, как хотелось бы, и все говорило о беде не только у Маглора, но и у рассказчика. Во всем этом нужно было разобраться, как бы сильно ни не любил Финрод совать нос в чужие дела. Он был готов повернуть обратно при малейшем отпоре, но попытаться должен был.
- Мало кто готов бить противника мечом, - негромко заметил он. - Но мало кто не сделает это, когда рядом свистят стрелы и падают твои друзья.
Он тоже думал, что не сможет, до первой стычки еще у озера Митрим, когда за его спиной оказались другие эльдар, и выбора просто не осталось. Финрод до сих пор помнил кровь на серебристой стали своего меча, на своих руках и даже на лице - черную, орочью, вонючую. С тех пор ему много приходилось убивать, и он научился делать это.
Сердце стиснула стальная рука. В словах Келегорма звучал упрек - дескать, как можно быть не готовым. А Финрод не понимал другого...
Ведь Маглору уже приходилось убивать. И не орков. Это не могло не оставить следа.
- Что такого в непрактичных изобретениях? Разве у Маглора нет инженеров и мастеров? Увы, не каждому даны столь блестящие таланты, как Искусному, - или Пламенному Духу, что он не стал говорить вслух. - А тот форт... что так смутило тебя, Келегорм? Ведь если он отправился с тобой на вылазку, значит, он готов вести и свои войска в бой, защищая земли.
Во что Финрод точно не смог бы поверить, так это в трусость хоть кого-то из кузенов. Они все были - стальные.

- Да ничего он готов не был!
Третий, как это обычно за ним водится, возмутился совершенно без перехода и внезапно, зато от души. Сдерживание порывов не было его коньком, да он и не старался по большей части.
- У форта был поселок ну так на несколько десятков голов орочьего племени, ради обеспечения хозяйственных нужд. Так вот, готовый ко всему брат мой сперва зачем-то взял их женщин и молодняк в плен, а потом осознал, что не знает что делать дальше, а отдать приказ перерезать их к барложьей бабушке не может. Дескать, его воинам будет тяжело поднимать на них клинки. И тогда он придумал, что если убивать не клинком, непосредственно не вскрывая глоток, то будет проще. Например, если загнать их в пожар, то дескать убьет огонь, а не кто то конкретный и это морально легче. Нет, я теперь понимаю, что на Кано должно быть упали чары Врага, но...
Возмущенный Охотник с заметным раздражением подхватил отставленный было кубок. Движение вышло излишне резким, и темно-красное вино плеснуло через край, оставшись каплями на пальцах, которые он раздраженно вытер об подол рубахи. Темные капли не были похожи на кровь, но удивительным образом на ум приходило, что они могли бы быть ею.

И, как того и боялся Финрод, все сказанное им кузен просто пропустил мимо ушей. Нужно было что-то большее, чтобы достучаться до его ума и сердца, надежно спрятанных под слоем вот этой вот беспечности, веселости и отваги.
Но сам он как раз слушал, и внимательно. И сказанное кузеном было настолько... невероятным, настолько непредставимо кошмарным, что Финрод просто не мог осмыслить сказанное.
Убить... убить женщин и детей, пусть даже орочьих... нет, не убить даже, сжечь заживо, убедив себя в том, что это снимет с тебя кровь... до какой же степени должны были быть искорежены души, дошедшие до такого! И это Маглор, Певец, целитель!
Наверное, Финрод не смог удержать лицо бесстрастным. Даже наверняка не смог. Он прижал руку ко рту, не то силясь подавить тошноту, не то борясь с дрожью в пальцах. Левой нашарил кубок с вином, но, вдруг увидев, как кузен почти таким же жестом взялся за свой, убрал руку. На пальцах Келегорма остались капли вина, густо-рубинового цвета, как только что пролитая кровь.
В висках стучало, как будто в голове поставили наковальню.
С огромным трудом Финрод заставил себя отвлечься от вставшей перед глазами картины - залитой кровью деревни, кучки женщин, прижимавших к груди детенышей, охватившего их пламени, отчаянных криков боли и страха, нестерпимого запаха горящей плоти...
Опустив, наконец, ладони обратно на подлокотники кресла, Финрод нашел в себе силы заговорить. Келегорм был не виноват в том, что было с его братом. Келегорма это испугало ничуть не меньше, чем его самого, но он не мог проявлять эмоции столь откровенно. И можно было только гадать, что прочувствовал кузен, не слышавший рассказ, а видевший все воочию...
- Немыслимо, - голос был почти спокоен, в нем не было и тени упрека, лишь горе. - Невообразимо. Чары... может быть, так... - помутнение разума? возможно, - Скажи, Тьелкормо, что этого не случилось!
Он почти умолял.

- Не случилось. Хуан отогнал бойцов Кано от орочьего стада и сдернул меня со штурма. И пока мы с братом скандалили кто кому чего должен и в чем разница между вспоротой глоткой и горящим сараем, орочий молодняк с самками разбежался. Ну и Враг с ними, там форт был голов на сотню или около, и мы пришли за ним.
Педантично проинформировал кузена Третий, явно относящийся к тем событиям легче. Оно и понятно- для него это уже стало отчасти прошлым, первый шок прошел. А вот Финдарато явно приложило так неслабо. Беда был а том, что Охотник плохо умел смягчать мысли, и полагал, что всегда лучше говорить как есть. Закономерно, такой подход выливался в то, что эмоции и чувства собеседников не страдали от излишней прямоты. Это была темная, обортная сторона доверия.
- Я вот чего не понимаю- если он не хотел их убивать- зачем ловил? А раз уж поймал и решил вырезать, то как додумался до идеи, что метод спалить к барлогу- проще и менее травматичен для тонкой душевной организации что его, что его воинов?
Охотник изумленно поднял брови. Да, он легко относится к идее вырезать деревню, она сама по себе смущала его слабо, удивлял его именно что подход к вопросу.
- Мы потом обсуждали это, когда закончили с фортом... И это было очень, очень странное обсуждение. Мне кажется, Кано меня не понял, или понял не правильно. Если коротко резюмировать, он сказал, что не понимает войну, и не желает иметь с ней никакого дела, и не хочет понимать ее правил, но будет все равно. А еще мне показалось, что он не хочет анализировать то, что делает. То есть, понял, что его ругают, то не уловил системы за что именно.
Вспышка негодования прошла, и теперь Третий являл собой картину, полную растерянности и печали. Определенно, с Макалаурэ было что то не так, и никуда оно не делось, но сам Третий с выправлением этой ситуации не справлялся, и теперь думал, что возможно, кузен подскажет что то дельное.

Услышав ответ кузена, Финрод перевел дух и наконец позволил себе допить вино - длинным глотком, не отрываясь, до последней капли в кубке, почти не ощущая вкуса, скорее стремясь смыть привкус крови и пепла, почти физически преследовавший его.
- Благодарение Валар, что разбежались, - тихо, словно самому себе, сказал он, отставляя кубок уже не дрожавшей рукой. И впервые посмотрел на кузена. Тот, закончив говорить, казался несчастным и потерянным. Неудивительно. И неудивительно, что сильнее всего Келегорма мучил страх за брата, запутавшегося до такой степени.
- Я не видел Макалаурэ, не говорил с ним, - проговорил Финрод, точно извиняясь за то, что не может ответить на заданные и не заданные вопросы. Он вспомнил все последние встречи и разговоры, ощупью ища хоть какую-то подсказку.
- Зачем ловил? Возможно, потому, что альтернативой было бы отпустить их. А отпустить на волю орков - даже детей - не каждый сочтет верным.
Сам Келегорм не сделал бы этого, Финрод понимал. Скорее, кузен постарался избежать решения и дать женщинам и детям улизнуть.
- Но я не представляю себе, как может прийти в голову такая мысль. Просто не представляю, - покачал головой Финрод. - Ты очень правильно задаешь вопросы, однако если сам Канафинвэ не в силах дать на них ответы, мои могут быть лишь предположительными, зыбкими и скорей всего неверными. Или, что еще хуже - верными отчасти. Но, возможно, дело не в том, что он не желает анализировать, а в том, что не способен?
Это было лишь слабой попыткой понять.
- Не способен потому, что потерял опору, систему отсчета, - с жалостью пояснил он мысль. - Ведь чтобы оценить свои поступки, нужно понимать, что хорошо, а что нет. Это понимание живет в нашей фэа, но многие говорят, что война вносит в него свои поправки, и Макалаурэ старается им соответствовать. Вот только беда в том, что тяжело и невыносимо калечить собственную природу, и попытка непременно приведет к чему-то некрасивому. Быть может, это случилось и с Макалаурэ - его фэа не выдержала двойственности законов, он потерял ориентиры и плутает, как будто в тумане, не видя верной тропы.
Финрод умолк, стараясь не сказать лишнего, хотя ему было что добавить. Но он мог и ошибаться, страшно ошибаться.

- Да с чего ему опору ту терять, с системой отсчета вместе? Можно подумать, он каждый день потрошит трех орков собственноручно, а потом их шкурами выстелает двор Врат! Это ж как надо берегов не видеть!
Горячо возразил Третий, для которого сама потенциальная возможность войны была делом привычным, не говоря уже о процессе нарубания противника в лапшу. Да что там, Аглон жил этим ожиданием, дышал предчувствием войны, которая никак не наступает. И как можно жить по другому представлял себе уже с трудом.
- Понимаешь, я бы понял и принял нежелание идти в бой. Я бы не одобрил, но понял, если бы он просто вытолкал пойманных взашей. Но я не могу понять и принять бездумную жестокость, настолько не осознаваемую, что не воспринимается такой, пока в это лицом не ткнут. Война конечно диктует свои правила, но они очень простые. Это правила максимальной эффективности и простоты. А тут простотой и не пахнет- орки не поленья, в сарай сами не пойдут, а будучи в нем- будут ломиться наружу. По мне так проще зарубить, чем бороться с ломящимися на свободу. Сдается мне, будет проще показать тебе наш тогдашний разговор, потому что пересказывая, я могу не верно расставлять акценты. Я пристрастен.
Третий машинально облизал залитые вином пальцы, поморщился, и очень серьезно поглядел на своего родича. Да, определенно визит Финдарато был удачей- этот явно более способен понять теоретически чуждого насилию Маглора. По крайней мере, так казалось со стороны, и Третий был готов тут пойти на риск. Хуже в любом случае уже не будет, по крайней мере с Финдарато в качестве эксперта независимого и более уравновешенного, чем сам Охотник.

- Да нет, если бы каждый день - душа закостенела бы до такой степени, что редко-редко бы всколыхивалась, - невесело ответил Финрод. - Я немного о другом говорил, кузен. Я согласен с тобой, я даже больше скажу - я бы не поднял меч на безоружного, пусть даже орка, и никому бы не позволил. Это черное дело. Тем более - на женщину, тем более на ребенка.
И сам Келегорм, даже если смог бы, долго не забыл бы случившееся. В этом Финрод тоже не сомневался, у Феанариона было сердце, и оно болело, хотя сам он давно старался забыть и не чувствовать его укоров.
- Позволь мне говорить откровенно, - вздохнул он, - пусть даже не самые приятные вещи. Бездумная жестокость, ты сказал? Не то худо, что жестокость, а то, что бездумная. Если я верно понимаю Маглора...
Финрод оборвал себя. Нельзя забывать, что он говорит брату о брате. Нельзя обвинять, не разобравшись до конца, даже если убежден в своей правоте.
- Но ты прав, и прежде, чем судить, я хочу увидеть, если ты будешь столь любезен, - он отодвинул тарелку и позволил себе опереться запястьями о стол. Финрод нечасто закрывал разум, а сейчас распахнул кузену душу, легко коснувшись его осанвэ и отдавая в этом прикосновении тепло и поддержку, то, что лучше передавать так, чем несовершенными словами.
Может быть, увидев и услышав Певца, он поймет, что ошибается, что все не настолько плохо. Финрод искренне на это надеялся.

- Я согласен с тобой. Бездумная- это ключевое слово. Вот только кто ему думать то запрещает?
Сказано это было с изрядной долей муторной тоски, того сорта, когда вроде бы ничего прямо сейчас ужасного не происходит, но все равно кругом край и мракобесие. Потом Третий отставил кубок, чуть подался вперед- не то чтобы осанвэ требовало каких-то особых ритуалов- в конце концов, они с Финдарато были близкими родичами, и не чужими друг другу в смысле дружеском, но отметить начало демонстрации событий каким-то жестом хотелось. Охотник глянул родичу в глаза, и внимательный наблюдатель мог бы отметить, что во взгляде его, на самом дне, за завесой серьезности, приличной моменту, есть что то еще. И это что то более всего напоминает азарт. Получится? Теперь-то получится коллективными усилиями понять что не так, и как с этим "не так" бороться? Ну вдруг?
Осанвэ, пришедшее Финдарато от Третьего, помимо собственно, информации, несло в себе много чего еще, что сам Турко не хотел отфильтровывать, или не не отслеживал, как можно не следить за машинальными движениями. Оно несло в себе запах дыма от костров и холод, ползущий от ручья. В нем было солоновато-медное послевкусие боя, медленно приходящая на смену адреналину усталость и противно-тянущее ощущение в ушибленном плече. А еще от него несло страхом за брата. Страхом от того, что на какой то миг, но он видел в нем оборотня, морготову тварь, и почти поверил в это видение.
Наконец все закончилось, связь оборвалась, и Охотник откинулся на спинку кресла, принимая позу обманчиво-расслабленную. Но вот его взгляд, выражение лица, от расслабленности были далеки. С предельным вниманием он наблюдал за Финдарато, и давая тому время на переварить увиденное, как то осмыслить, он все же явно ждал каких то слов. Любого, на самом деле, комментария, исключительно усилием воли не торопя родича в этом непростом деле. В раскрытое окно пробрался легкий, почти неощутимый сквозняк, расшевелил факел на стене, заставил плясать огонь в камине. Аглон, не смотря ни на что, был крепостью с характером, и характер этот был живым, подвижным, Что не значит, что этот самый характер был при том приятным. Но кто сказал что напряженно-мрачной может быть только статика?

Никто, разумеется, не запрещал... Но мог ли Макалаурэ еще задумываться о том, что делает?
Говорить этого Финрод не стал, вместо этого приготовившись слушать. И кузен распахнул память, показывая их разговор с братом, как видно, случившийся после. Он внимательно вглядывался в лица, вслушивался не в одни только слова, но и в чувства, эмоции. А они, эти чувства, были в избытке - усталость, страх, ярость, медленно сходящий на нет азарт боя, когда кровь, недавно кипевшая, затихает.
Братья говорили между собой, может быть, почти искренне, но тем страшнее было апатичное равнодушие Маглора, которое Финрод чаще принимал за отрешенное спокойствие музыканта... но теперь было видно, что за этим спокойствием едва ли есть внутреннее пламя. Это пугало его до дрожи.
Наконец, повествование оборвалось, и Финрод стремительно вынырнул обратно, в комнату Аглона, и машинально провел рукой по волосам, стремясь стереть горький запах дыма и костра.
Келегорм сидел напротив, не отрывая от него напряженно-выжидающего взгляда, и ждал, как приговора, его слов. Финроду стало не по себе - он должен был что-то сказать, но не мог даже осмыслить увиденное, не то что сделать хоть какой-то вывод.
- Ты был прав насчет мечей, - наконец сказал он. - Важно лишь то, как обнажают клинок - с ненавистью или с любовью, для нападения или для защиты.
Произнесенные слова хоть немного сняли напряжение и дали ему возможность протянуть руку и снова наполнить свой кубок. Глоток вина смыл послевкусие услышанного хотя бы изо рта.
- Я услышал ваш разговор, - медленно, - но это слишком... дико, неправильно и невероятно для меня, чтобы я мог надеяться рассудить верно, тем более сразу. Я буду думать об услышанном еще не один день, но если ты хочешь услышать что-то сейчас, я попробую найти слова. Ты спрашиваешь, как он мог измыслить такое? Мне сложно судить, что было причиной, что следствием, но в разуме Макалаурэ размылись понятия добра и зла, и он стремился разом усидеть на многих стульях, к тому же избежав ответственности за это, - с внезапно прорезавшейся горечью. Финроду было, что еще сказать, даже чересчур много, мысли теснились в голове, не желая складываться в единый узор, как спутанные нити у ног вышивальщицы.

- Ну да, в том, что касается мечей и их применения я ошибаюсь редко. Уж что другое, а это ремесло крепко знаю, не в пример другим ремеслам.
Третий усмехнулся, и даже можно сказать что весело, но было в этой усмешке что то хищное, волчье. Но действительно, много времени прошло, многое успело случиться, прежде чем считавшийся непутевым на фоне мастеровитых братьев, Турко нашел себе дело по руке. И кто ж думал, что делом этим станет гон двуногой добычи, и что между, допустим, барсом  и орком расстояние будет ближе чем полшага?
- Думай, потому что я уже думать не могу. Я пробовал и так и этак до него достучаться, но он меня не слышит. Не хочет слышать, как порой мне кажется, а измыслить способа донести свои мысли я не могу. Кано же только печалится и сожалеет, что при нем нет старшего, который будет направлять, утешать и советовать. А ведь я предлагал ему сдать командование войсками, заниматься делами хозяйственными, целительскими и любыми, когда не надо будет гнать вперед пехоту и морочиться с организацией войск. Я бы смог подхватить это, вот правда.  Я вытянул Аглон, вытяну и Врата. Но Кано не хочет.
Третий сокрушенно покачал головой. Да, он все еще полагал, что сменить военачальника во Вратах и устранить Кано от дел военных было бы хорошим вариантом, потому что кроме войны кругом дел много, и они также важны, но... Но все упиралось в нежелание Менестреля что либо менять. Впрочем, теперь Финдарато был в курсе проблемы, и вполне вероятно, на две головы они что либо и придумают. По крайней мере шансы на то возросли. За окном окончательно стемнело и на стенах сейчас сменялась стража. Третий не мог этого слышать, но знал наверняка- крепость жила в своем ритме, и ритм этот был неизменен, как морской прибой.
- Знаешь, я рад что ты теперь в курсе этой дрянной истории. Такие вещи не хочется рассказывать, но о них должны знать родичи.
Сообщил Охотник своему гостю, причем с видимым невооруженным глазом облегчением. Что ни говори, а держать все в себе Третий не любил, полагая открытость лучшей политикой.

Финрод улыбнулся одними губами, но глаза остались серьезными и печальными. Он знал, что Келегорм оружие любит и ценит, и это тоже его пугало, хотя иначе, чем состояние Маглора.
- Не хочет потому, что стыдно и позорно признать слабость, или по иной причине?
Упорно бьется о то, что не умеет делать, стыдясь это признать? Финрод не представлял себе, как изменить это. Возможно, Макалаурэ можно было бы объяснить, где он неправ, разложив перед ним всю цепочку и медленно, поясняя каждый шаг, описать весь ужас ситуации... но кто это сможет сделать, и кого он услышит?
Неприятная работа и неблагодарная - говорить с тем, кто с трудом слышит и понимает, но нельзя оставлять родича на произвол Тьмы и тени в его душе.
- А если призвать на помощь Майтимо? - осторожно поинтересовался он. Старшего брата по крайней мере слушались. - Возможно, он мог бы убедить Певца оставить военное командование?
Это, бесспорно, полумера, устранение последствий, а не причин, но как временное средство... до тех пор, пока что-то не изменится. Финрод понимал, что мало что может сделать сам, его оружием были одни только слова.
- Много вопросов сплелись в одно шитье, - он взял горсть фруктов из вазы. - Макалаурэ не подумал о том, что смерть в огне сама по себе мучительна, - заставив голос быть ровным, Финрод выложил на стол сушеную вишню. - Макалаурэ пытался проявить жесткость и твердость, не имея их на самом деле, - рядом легла вторая. - Он пытается быть таким лордом, каким должен быть, по его представлениям, - третья. - Он не имеет духу быть таким, как хочет, он не лорд и не вождь по натуре своей. Гордость не позволит ему это признавать. Он не хочет замарать руки, но хочет быть жестким, и стремление совместить это выродилось в худшее - нерешительность.
На столе лежали шесть ягод. Финрод вздохнул и выпустил остальные. Они упали на тарелку кучкой, одна изюмина откатилась в сторону.
- Я не могу претендовать не то что на истину - я даже близко не подошел к тому, чтобы понимать. Лишь пытаюсь делать предположения. Скажу вот еще что, попытавшись обобщить... Гордость и нерешительность выродились в то, что он не может, не хочет взять на себя ни за что ответственность, уклоняется от выбора, прячется за самообманом, вроде того, что убьет не он, а огонь... и то ли не желает задумываться, чтобы не разрушить иллюзию, то ли не в силах сострадать, не думает о других вовсе, точнее, думает лишь через призму искаженного восприятия...
Он умолк, боясь говорить больше, потому что сам не вполне понимал и не в силах был еще выстроить всю картину.
Финрод вытянул руку и опустил ладонь на запястье Келегорма.
- Спасибо, что доверился, брат, - серьезно и тепло сказал он. Братьями он называл сыновей Феанора нечасто, обычно держа некую дистанцию. - Я постараюсь разобраться во всем этом.

- Кто ж знает, по какой причине.... Он не говорит, и я полагаю, что сам для себя не до конца сформулировал это дело.
Охотник сделал рукой в воздухе пространный жест, выражающий одновременно досаду и сожаление. Досаду на то, что Кано сам себе, возможно, не в силах ответить на этот вопрос. И сожаление по поводу всей ситуации в целом. Сам Третий в этом раскладе был беспомощен, и беспомощность свою хорошо осознавал, успел прочувствовать ее, прожевать как следует. Беспомощность злила, но именно злиться он не хотел. Он хотел сохранить хотя бы подобие спокойствия и сохранить возможность думать. А одно без другого не бывает.
- Майтимо... Майтимо в курсе, но что именно он предпринимает или предпримет я пока не знаю, и, строго говоря, хочу действовать и сам. Хоть у одного да получится.
Турко выбил пальцами на подлокотнике кресла дробь, произнося слова с уверенностью того рода, за которой стоит нежелание принимать другие варианты. Соглашаться на проигрыш он готов не был, и заранее, лично для себя, отметал варианты, в которых Кано тонул в мутных глубинах собственного разума. Нет, так дела не делаются, мы так не соглашались, и значит реальности придется прогнуться. Таким тоном, наверное, хорошо было бы говорить о том, что вон та крепость должна быть взята. И не просто должна, а непременно будет, потому что иначе нельзя.
- Я понял твою мысль. Нерешительность - да, думаю она имеет место. Отсутствие сострадание- полагаю, нет. Это совершенно на него не похоже, вот совершенно! Определенно, он чудовищно запутался, и я не пойму- когда успел, что произошло... Сострадание... Оно в нем есть, я сам видел- Кано искренне было жаль, например, раненого его верного... Другое дело, кому именно он сострадает на самом деле. Жалость к себе- дрянное чувство. А не видеть во врагах живых существ - заманчивая перспектива.
Говорил Охотник задумчиво, скорее рассуждал вслух, оформляя мысли в слова по мере того, как они приходили в голову. Потом он перевел взгляд на кузена, и тон его речи изменился.
- Не надо благодарить, поверь. Мне надо было это кому то рассказать, и переваливать эту дрянь еще и на тебя не самый благородный жест... Но порой других вариантов как то и нет. Это тебе спасибо.
Третий перевел взгляд на кузена, и улыбнулся. От души, стараясь выразить всю степень того, насколько он в свою очередь был благодарен Финдарато. Хотябы за то, что выслушал. В конце концов, это для братьев Охотник был непрошибаемо оптимистичен, напрочь лишен мрачной рефлексии, вечный заряд живой, солнечной энергии. У всех опускаются руки- он засучивает рукава. Все впадают в уныние- он широко улыбается навстречу любым вывертам судьбы, принимая их легко, с радостной готовностью действовать. Привычная, приросшая к мясу маска, позволяющая не замечать, когда все становится плохо в край, дарующая особый талант идти по колено в крови и грязи чуть ли не танцуя. Но на деле Третий вовсе не был железным, как бы сам того не хотел, увы. И порой он уставал, сам себе в том не признаваясь. И сейчас, после разговора по душам, Турко испытывал сильное, вполне заметное со стороны, облегчение. Сродни тому, когда много дней тащишь на хребте мешок с камнями, и вдруг кто то подставляет под ношу плечо. Груз не пропал, он еще есть, но уже меньше давит, уже можно выдохнуть и как то осмотреться о сторонам...

То, что не знает сам Маглор, еще ничего не значило - часто бывает так, что со стороны даже мотивы поступков понятнее. Но как же велик риск ошибиться!
И Келегорм немедленно кинулся защищать брата от одной уже неверной версии Финрода. Он только кивнул.
- Полагаю, что тебе виднее. Но я снова и снова прихожу к этому ощущению раздвоенности - что Макалаурэ силится идти сразу по двум дорогам и делает это так, чтобы максимально оберечь себя - но не других. Он не желает оставить ни один из путей, и это для него важней всего. Возможно, так, - Финрод не то чтобы объяснял, скорее, просто проговаривал вслух свои мысли. - Тьелкормо, я могу быть неправ в каждом слове, сейчас я стремлюсь скорее с самим собой обсудить увиденное, и разговор мне помогает.
Что касается вмешательства старшего из братьев, то эта тема явно была Охотником уже обдумана и отброшена. На главное решение она, безусловно, не подходила, да и сам Финрод упомянул лишь потому, что Майтимо не только был авторитетом для всех братьев, но и должен был быть в курсе происходящего с ними.
Одним жестом он смел со стола разложенные ягоды и положил одну в рот. По крайней мере, Келегорму стало легче, это было видно - и неудивительно. Трудно носить такое в себе.
Сам Охотник тревожил Финрода немногим меньше его брата, но он не знал, как подойти к разговору, чтобы и не обидеть, и быть услышанным. Да и о чем ему было говорить... если Келегорм не ощущает тяжести обстановки здесь, как можно это объяснить? И было ли вообще что-то подобное?
- А в том, что не касается этих новостей, - он круто сменил тему разговора, - есть что-то еще? Как ты сам со всеми этими... неприятностями?

Вообще, следовало отметить, что бросаться на защиту братьев - это у Третьего было на уровне рефлекса. С четкостью хорошо натасканной овчарки, он занимался этим делом, даже если чуял, что кто то из них не прав, и ничего с собой поделать не мог. Так, находил он оправдания для Майтимо, упорно держащего дистанцию между собой и семьей, предпочитающего молчать о проблемах тогда, когда следует начинать рассказывать. Не одобрял, злился, бегал кругами, скандалил, но обосновать и принять- пытался. Так же искал он оправдания и для Кано, широким жестом списывая творящийся с Менестрелем ужас на чары, помутнение разума и что угодно еще, но отказываясь признавать в брате чудище, не способное видеть живых существ там, где это не удобно. Задача была не из простых, но Охотник трудностей не избегал, а в деле самообмана поднаторел хорошо, так что порой все получалось. А порой- вот как сейчас, не особенно, и тогда он начинал страдать и маяться.
- Ну, строго говоря, именно Аглона эти неприятности коснулись постольку-поскольку. Фактологически мы вышли чисто, что попутно случилась ересь- дело другое...
С известной долей педантичности озвучил Третий, явно старясь отделить Аглон в целом от действий Макалаурэ. Этакое очень заметное "это не мы, это не наших рук дело". Впрочем, на смену темы он пошел легко - вкус непонимания и безысходности ему уже надоел.
- Из других новостей... Мы живем скучно но события, но кое-что пожалуй, есть. У меня был серьезный разговор с Атаринке, в котором выяснилось, что я дурак. Хотя, стой, ты же не в курсе, наверное...
Состояния у Охотника сменялись быстрее, чем облака в осеннем небе, и вот теперь он этак хитро улыбался, по лисьи щурясь на Финдарато. Видимо, разнообразия ради, собирался рассказать что то хорошее и при том занимательное. Каким образом это складывалось в то, что сам он по результат беседы оказался дураком- было вопросом открытым. Но то, что Третий собирался поведать, явно ему нравилось, и сейчас он выдерживал интригу, исключительно ради красоты момента. Резкая, непривычно тяжеловесная для него мрачность развеялась без следа, а хорошая новость явно колола язык, стремясь на свободу.

- Фактологически, - усмехнулся Финрод то ли слову, то ли ситуации, то ли тому, как странно видел ее кузен. - У твоего верного шрам на лице, а сколько их осталось на фэар тех, кто там были, стояли и смотрели? - словно бы самого себя спросил он. Нет, Келегорм не услышит, но, может статься, уловит хоть что-то...
А тот уже перескочил на новую тему, и словно бы распрямился, выбросил неприятные воспоминания и беды, заулыбался, снова становясь тем Келегормом, каким бывал всегда. Только Финрод не сказал бы, что это и есть подлинное лицо кузена. Когда-то, в ранней юности, так и было, но с тех пор все изменилось в мире, груз проблем на каждом вырос, а былая веселость стала скорее маской, призванной скрыть то, что мучило на самом деле. Вот только увидеть за маской живого эльда не всегда мог, наверное, даже сам Келегорм, и это пугало и огорчало Финрода.
- Нет, я не в курсе, - было очевидно, что кузен намерен сменить тему, и Финрод позволил ему это сделать. В конце концов, довольно уже откровений для одного вечера. - Почему же ты дурак?
Одним из редкостных качеств Келегорма была способность искренне радоваться даже такому соображению, и Финрод ценил в нем в том числе и это.

Но Третий, конечно, услышал. Правда, совершенно свое и истолковал по своему тоже.
- Хэлко повезло. В тот вечер у него через щеку можно было зубы видеть, и пройти удар чуть по другому- он бы уже радовал Намо своим присутствием. Мы ушли тогда с малыми потерями, и уж поверь, мои верные не стояли и не смотрели. Заняты они были- ворота ломали.
Обратно на мрачный тон Третий не свалился- и тому было несколько причин. Во первых, он был рад, что его верные не причастны к лабуде в деревне, а во вторых вполне искренне гордился чисто сделанной работой. Эта охота могла бы быть славной, если бы не Кано, но даже и с ним то, что касалось лично Охотника было выполнено как надо. Уточнял он это для порядка и исторической справедливости, ибо Турко крайне, просто крайне не нравилось, когда его, пусть и случайно, обвиняли в том, что он не делал. Вот если делал, то тогда сколько угодно, а уж он сам решит, как к этому относиться и соглашаться ли с порицанием (зачастую выбор выходил- не соглашаться). И да, в голосе его очень так слышалась и спокойная гордость за своих, четко отработавших, воинов, и глубокая убежденность вот вот именно он все сделал правильно. Да, разговор получался на две темы одновременно, но Охотника это не смущало совершенно, а лимит по мрачности на сегодня он свой израсходовал.
- Так вот, про дурака. Дело было давольно давно, на самом деле. Вернее- давно началось, но поскольку я дурак, что не сразу понял, что к чему. Это первый раз, когда меня следует им признать.
Рассказ начался неторопливо, обстоятельно даже. Видимо, в курс дела следовало именно вводить, причем с подробностями. Для большей внушительности Турко даже помедлил немного, стянув с подноса ломтик сушеного яблока, и теперь с самым заговорщическим видом покусывал его, совсем по чуть-чуть, в паузах между словами.
- Я повстречал в лесу деву из народа авари. Вышло так, что мы подстрелили одного оленя и никак не могли выяснить, чья стрела была первой. Выясняли долго, никто в поре не хотел уступать. Ей тоже быть первой было важнее, чем собственно тушу поделить. Потом еще на какую-то тварь несусветную нарвались, она нас помяла, ну в целом насыщенная пара дней в лесу выдалась. В итоге как то само собой вышло так, что мы порой встречались, ходили гнать зверя...
Возникла еще одна многозначительная пауза, явно долженствующая показать, как именно долго продолжался период совместных выходов на добычу, хотя о степени их регулярности история умалчивала.
- Много, действительно много времени прошло, прежде чем я понял, что это больше, чем дружба. Еще сколько то времени заняло то, чтобы решиться ей все сказать. Вот знаешь, кузен, с кинжалом на медведя не так боязно ходить, как подобные вещи девам сообщать! Но мне повезло. Да, строго говоря, если бы не случай, незивестно, сколько бы ходили вокруг друг друга. И вот, когда все стало на свои места, возникла проблема. Ты же знаешь, Атаринке не любит синдар, и авари тоже не то чтобы... А не говорить ему- не вариант. Я очень беспокоился, потому что Куруфинвэ - это даже не как на медведя, это как на целых трех медведей в ряде случаев...
Рассказывая, Охотник откровенно веселился, с интересом наблюдая за своим кузеном. Как государь Нагротронда отреагирует на новость, да еще и такую феноменальную? Насколько удивится? Впрочем, Третий был уверен, что лишенный предрассудков Финдарато удивится сильно, но в хорошем смысле этого слова.

Финрод никак не прокомментировал слова о Хэлкамиро - просто потому, что Келегорм услышал совершенно не то, что он сказал, и явно не хотел слышать то, о чем он говорил. И вообще накрепко закрыл эту тему до лучших времен. Стучать в запертые ворота было не в правилах Финрода, тем более что толку от этого было бы немного. Так что он откинулся на спинку кресла, собрав в горсть сушеные плоды, и приготовился слушать более счастливую историю.
Келегорм же, как настоящий актер, нарочно тянул паузу, подогревая его любопытство. Финрод смотрел с самым серьезным лицом, но в глазах плясали искры, готовые прорваться улыбкой или смехом.
Длинное предисловие не могло его обмануть - к чему клонит Феаноринг, стало ясно довольно быстро. Стоило тому сделать паузу, как Финрод, не удержавшись, повторил позаимствованный у эдайн жест и, вытянув губы, присвистнул.
Он смотрел на Келегорма, теперь уже лучившегося счастьем, и улыбался, совершенно искренне радуясь за кузена. Только жаль было, что он так долго тянул. Здесь не Аман, и счет идет на дни, и надо спешить жить, иначе можно все потерять. Собственное серебряное кольцо тускло мерцало в свете свечей и отражало пляшущие в камине языки пламени. Здесь, в смертных землях, даже к самым радостным вестям примешивалась горчинка памяти - а то и похуже, чем горчинка. Но Келегорму судьба вручила щедрый дар, и ему хватило отваги его принять. И его любовь была счастливой.
В памяти невольно встала сцена, которую Финрод не желал вспоминать - такой же вечер, разговор у камина, только в голосе брата звенели слезы, а не смех.
Он тряхнул волосами и рассмеялся. Что бы ни было, сейчас было чему радоваться.
- Хорошо хоть случай вас поторопил, - весело. - О да, могу себе представить ваш с Куруфинвэ разговор!
Надо думать, что наблюдательный Искусный все понял задолго до обоих влюбленных.

- Разговор был чудовищный!
Третий сделал "страшные глаза" и изобразил руками "чудовищного медведя", растопыривая пальцы в подобие когтей, как бывало, делал развлекая еще совсем маленьких Близнецов, а потом и Тьелпе, рассказами о жизни животных. Впрочем, судя по откровенно веселому выражению лица, все закончилось хорошо, и "чудовищный разговор" завершился без обоюдных потерь.
- Атаринке сперва обиделся, что я сразу не сказал, я полдня каялся, но это ладно. В итоге я оказался дурак, именно потому, что тянул с тем, чтоб сказать. Потому что он, в итоге, воспринял это легко. А случай- у меня есть чувство, что там уже все все поняли, кроме меня к тому моменту. Даже Хуан. Особенно Хуан, потому что когда я начал объясняться с аварэ, то этак делал это пространно и издалека, тактически выверено, как мне казалось. И Хуан, который решил что не место для маневров там, где надо бы прямо излагать, меня укусил. Несильно, конечно. Мотивирующее так. Умный он зверь!
Третий рассмеялся, хлопнув себя ладонью по колену. Ошарашенный слегка вид кузена откровенно нравился ему, и ему было радостно, что Финдарато может разделить положительные, светлые воспоминания. В конце концов, делиться ими куда как приятнее, и отдельно хорошо, что они есть в принципе.

К огромному облегчению Финрода, его чувства остались незамеченными. И это было правильно, потому что портить Келегорму момент рассказа вовсе не хотелось.
"Чудовищный" момент вызвал совершенно искренний и звонкий смех. Финрод откинул голову назад, хохот раскатился в высоком зале.
- Ох, Тьелкормо, - отозвался он, немного успокоившись, но в глазах еще плясали отголоски смеха, - ты абсолютно невероятен! Но я так рад за тебя, - Финрод обнял бы кузена, но сидя это было неудобно, и он просто сжал обеими руками его ладонь.
- От души поздравляю, и будьте вы оба счастливы. С невестой-то познакомишь? - попросил он, улыбаясь весело и немного лукаво. - А Хуан у тебя умница. В общем и целом я полагаю, что он куда умнее хозяина, и будь у него дар речи... - Финрод не договорил, но подразумевал "быть бы ему лордом вместо некоторых". Он старался казаться серьезным, хотя удавалось это не ахти. Не было к тому никаких поводов, и не было ни малейшего желания быть серьезным, когда имелся такой повод для радости.
"Может быть, если в этой крепости появится леди, и родится любовь, и воздух здесь станет чище и свежее?"
По крайней мере, самому Келегорму это было необходимо, как любому эльда. Любовь, семья... возможно, сыновья. То, о чем мечтал и сам Финрод.

- Хуан мудрее многих эльдар, которые мне знакомы.
С преувеличенной серьезностью покивал Третий, как если бы сейчас они с кузеном обсуждали некую важнейшую тайну мироздания. А вовсе не то, как Хуан кусал своего хозяина-товарища туда, откуда хвост растет. О месте покуса, Третий между делом умолчал, считая эту деталь несколько спорной.
- Конечно, познакомлю. Я даже думал доехать до вас как-либо совместно. Я бы прямо сейчас знакомил, но она не в Аглоне сегодня- бродит где то. Ей больше привычна жизнь под открытым небом и она любит странствия, а также самостоятельность. И каменные стены на нее давят, как мне кажется, тесно ей в них.
На пожатие руки Третий ответил порывисто, от души так. Держать дистанцию и избегать касаний как еще одного способа общения - это было не про него. В освещенной живым, игривым пламенем, комнате было тепло и воздух казалось, стал легче. Вместе со смехом комната наполнялась жизнью. не нервным, деловитым движением тревоги, не томительным ее ожиданием. Самой обычной, мирной жизнью, такой, какая она могла бы быть, если бы не Враг, Север и иже с ними. Налетел порыв ветра, распахивая шире полуприкрытую оконную створку, и в проем заглянула любопытная луна через прореху туч. Ее серебристый свет резкой линией очертил клыки гор, хищно ощерившиеся к небу. Где то вдалеке, в затопленной стылой тьмой степи, раздался протяжный вой. Волк пробовал голос, приветствуя наступившую ночь, которая была несомненно, хороша для мохнатого зверя. У волка была весна и везде была весна. Впрочем, серый хищник был далеко- если бы не порыв ветра, донесший его голос до распахнутого окна, о его присутствии никто бы и не узнал, а степь- степь общая и равно принадлежит всем тварям, кто бы ни называл ее своей. Со двора послышались голоса- слов не разобрать, но там шло живое обсуждение чего то. Это сменившаяся стража шла по своим делам. Казалось, вместе с ветром и звуками, вместе с лунным светом, сама крепость, молчаливая и хищная, заглядывает внутрь себя, в эту самую комнату. С недоуменным интересом наблюдая за происходящим в ней. И не менее очевидно было, что подобные явления проходят мимо Охотника совершенно стороной. Ритм Аглона и лично его давно пришли к полной гармонии, они дышали в унисон, и крепость, с ее тонкими, нервными шпилями, будто бы реагировала на движения фэа ее хозяев, но не противоречила им.
- А у тебя то как дела? А то совсем я тебя завалил рассказами...
Продолжая мягко, усмехаться, спросил Третий. Он был сейчас весь очень такой домашний, очень такой теплый и расслабленный. Явно наслаждающийся вечером, беседой, обществом друга и родича. И тем страннее был отразившийся в его глазах лунный блик, когда он обернулся к окну на волчий вой. Отсвет этот совершенно, вот идеально попадал в мелодию волчьей песни, сочетаясь с ней самым естественным образом. но- не входя в противоречие с теплотой комнаты и веселым пламенем камина. Зверь может придти греться огню, а может бежать по выстуженной равнине, и это равно естественные состояния.

- Все авари - дети этого края, и все они любят леса и луга больше, чем каменные своды над головой, - кивнул Финрод. - Их дом - весь мир, и они не стремятся запереть себя в четырех стенах.
И в чем-то сам Келегорм был похож на эльдар этих земель. Третьему не сиделось на одном месте, он стремился везде побывать, все увидеть. Неудивительно, что его фэа зазвучала в унисон с девой из авари, наверняка в чем-то схожей с ним нравом.
- Но я надеюсь, что случай увидеть твою прекрасную деву мне все же представится, - улыбнулся он. Ответное пожатие кузена могло бы раздробить кости кому-то послабее - таким душевным и крепким оно было.
Несколько мгновений в комнате жили тепло, счастье и безмятежность - но всего лишь на несколько мгновений духота и давящая тяжесть Аглона были разогнаны искренностью чувств и светом. А потом где-то за окном завыл волк, пробующий майской ночью силу своих лап и глотки, и по комнате пробежали тени. Финроду вдруг показалось, что волк сидит в кресле напротив него - добродушный, пушистый, улыбающийся серой пастью, но дай на миг волю - вцепится в глотку, раздерет грудь вспорет живот и сожрет с костями...
Финрод мотнул головой, отметая не то случайно залетевшего комара, не то дикие мысли. Кем бы ни был Келегорм, он оставался эльда, а не волком. Оставался ли?
- У меня нет столь сногосшибательных вестей, - заговорил он, оставляя в стороне свои смутные ощущения. - Братья пишут, что на границах зашевелились орки, но это ты знаешь и без меня. Да, и в Нан-Дунгортеб сейчас лучше не соваться, дориатрим чистят там регулярно, но не справляются уже, - Финрод вздохнул и махнул рукой. - А наугрим к нам зачастили. Жалуются, что Карнистир дерет втридорога, научился у них, - рассмеялся он. - Нет, никаких вестей, все спокойно.

- Представится, отчего нет? Не последний раз видимся, рано или поздно это произойдет. Но лучше, конечно, рано.
Третий покивал, соглашаясь с идеей, что случаю перевидеться всем хорошо бы быть. В том, чтобы сорваться и гонять концы хоть в Нарготронд, хоть куда он проблем не видел. Осада приучила его к тому, что как бы так сказать- все можно. Например, спокойно перемещаться, ибо строго говоря, на дорогах безопасно, а то, что там встречается проблем составляет не много. Меньше, чем хотелось бы, на самом деле. Потому что все можно это конечно хорошо, но в период застоя Охотник начинал ощущать смутное беспокойство, нутром чуя, но не понимая до конца то, что задрюченый аглонский зверинец теряет свою осмысленность. Причем вместе с его вожаком, что особенно обидно. Что делать с такой замечательной крепостью, если вдруг случится чудо и настанет мир с победой пополам Турко себе представлял плохо, а точнее- никак. Впрочем, таких перспектив на горизонте все равно не маячило, а значит и нет смысла забивать себе голову ерундой и пустым пережевыванием унылых теорий...
- Ну как зашевелились... По мне так вяло. Осторожничают, вражьи твари. Искать их приходится что твои грибы.
Третий тряхнул головой и чуть заметно скривился. Получалось, что вроде как он не доволен таким, объективно хорошим, положением дел. Орков, видите ли, ему мало. Не хватает их на всех, кто бы подумать мог! Тем не менее, это было фактом, данным в ощущениях. Аглону орков действительно не хватало- каменный дракон, угнездившийся на входе в ущелье, был жаден до добычи, но жил впроголодь, сам себе подкосив кормовую базу из врагов.
- Наугрим это хорошо. Очень загадочный народ, на самом деле. Очень! Жалуются на Морьо, говоришь? Ха, он, что примечательно, вот буквально в тех же словах отзывался о них. Сдается мне, Морифинвэ и наургим что называется, нашли друг друга. Как бы сами они, что Морьо, что подгорные жители, не утверждали обратное.

- Лучше рано, - с улыбкой подтвердил Финрод. - На свадьбу-то пригласите?
Надо было так понимать, что застать девушку в крепости у него шансов не было вовсе. Впрочем, всегда можно было отправиться на охоту или просто прокатиться по землям Аглона.
- По-моему, орков даже больше, чем хочется, а тебе их точно бы мало, - легкая тревога, вызванная словами кузена, маскировалась шутливым тоном. Не то чтобы Финрод надеялся, что кузен поймет проскользнувший намек - скорее, в легкой беседе он мог показать то, чему сам не придавал значения и что не стал бы обсуждать всерьез. - Зачем тебе искать орков?
Но в целом ситуация была тревожной, вопреки мнению Третьего. Финроду упорно казалось, что последние крупные атаки, равно как и постоянные появления врагов на границах, имели целью прощупать их оборону, проверить прочность Осады. Однако сейчас было не лучшее время для обсуждения таких вещей.
- В чем-то ты прав, - весело согласился Финрод. - Мрачный такой же предприимчивый делец, как и они, и многому у них научился. Но я слышал, что наугрим и здесь частые гости?
О дружбе Искусного с детьми Ауле знали все.
- Я им благодарен - они помогли создать Нарготронд и привозят много ценных диковинок с юга. Даже говорящих птиц.

- Пригласим, и никуда ты не отвертишься. В крайнем случае мы тебя похитим, ради такого дела!
С деланной серьезностью, с этакой излишней суровостью, которая меж тем, ни разу не выглядела настоящей, заявил Третий. Где то на дне его серых глаз плескался смех, и было заметно, что прямо сейчас не выпустить его наружу очень тяжело. Впрочем, долго "держать серьезное лицо" Охотник не умел, и потому рассмеялся. Потом разговор свернул на орков, и Третий вынужденно стал серьезнее. Не от того, что орки досаждают, а по причине несколько иной, которую он сходу и озвучил.
- Тут ведь как... Понимаешь, бездействие выматывает хуже битвы. Мы заткнули ущелье, мы чуть не вылизываем степь, но объективно- мы простаиваем. Мы не можем выдохнуть и сложить оружие- потому что этого враг и ждет, орки сами по себе никуда не кончились. Но их нет прямо сейчас, вчера.. Последний раз их у нас видели осенью четыреста сорокового да и то сами к ним ходили, а до того - еще неизвестно сколько все было тихо. Сколько еще тихо будет- не понятно, но не всегда - это факт. Мы не можем позволить себе проспать начало вторжения, и потому скалимся на Север, но ничего не происходит... Я ищу орков потому, что у нас по хорошему два варианта. Либо периодически их находить, либо однозначно складывать оружие и привыкать к мирной жизни, но второй вариант не возможен, пока угроза с Севера есть. Потому что нет у нас права проигрывать, а значит- надо быть готовыми. Значит - ждать.
Третий досадливо покосился в сторону окна, в котором луна успела проплыть некоторую часть своего привычного маршрута. А темном ночном небе быстро бежали редкие, подсвеченные серебром тучи, напоминающие мохнатых пастушьих собак. Степь, ночь и горы молчали, являя собой образец отсутствия всего. Даже волк, чей голос был слышен буквально недавно, ушел. Или ветер переменился, кто знает.
- Бывают, не без того, нов от птиц говорящих к сожалению не возят. Больше камни, металл. Ну, что Атаринке любит то и везут, в общем-то, так что ассортимент получается немного однотипный.
Третий негромко рассмеялся, совершенно не сетуя над таким положением дел. В конце концов, чтобы меняться с наургим чем то, надо быть причастным к ведению хозяйства, а эту сферу деятельности Турко игнорировал как мог. Хозяйствование претило его натуре, не склонной к усидчивости.
- А как та птица выглядит? Что говорит? И, если они возят зверей с юга, то не упоминали ли они огромного черно-рыжего кота?
А вот новость о поставках живности из далеких краев явно вызвала в Охотнике живейший интерес. Здоровенный, судя по описаниям, способный задрать оленя оранжево--черный кот еще давно запал ему в душу, и вяло вспоминался до сих пор. Но опять таки, по рассказам, чудный зверь жил где то непостижимо далеко, и оставался от этого сугубой теорией. А тут вот как выходит... Определенно, следовало все выяснить, и может быть, как то хитро сделать так, чтобы достать котенка. А если достать пару, то кто знает- может, они приживутся и тут. нет, конечно это не юга, холодно и снега зимой бывает коню по брюхо, но мало ли... На лице Охотника отобразилась крайняя степень деятельной такой задумчивости.

Финрод изобразил на лице крайний ужас и поднял руки ладонями вперед
- Уже сдаюсь! Согласен быть похищенным. Но желательно летом!
Но как бы ни перешучивались они, тема орков звучала довольно серьезно, и соседствующие с ней шутки были точно бы смазкой для того, чтобы разговор катился вперед.
- Вы замерли, как луки, и все сильнее и сильнее оттягиваете тетиву. Но нельзя тянуть ее бесконечно, лопнет... Отчего не выпустить ее, оставив лук в руках? При тени опасности вы успеете ответить на нее.
Слова прозвучали несколько неожиданно даже для самого Финрода, и он понял, что попал в яблочко своим сравнением. Именно так и обстояли здесь дела, именно в этом и была тяжесть - в натянутости и напряженности... Но когда - именно когда, не если! - она лопнет,кого ударят, прошивая мясо насквозь, до кости...
- К нам возят больше диковинки - ведь наши горы богаты жилами... А птицы эти большие, яркие и пестрые, - Финрод показал руками размер. - Я привезу тебе такого красавца. Они повторяют слова, которым их научили, но порой мне кажется, что и смысл они прекрасно понимают! - весело рассмеялся он.
Вопрос об оранжевых кошках вызвал в душе ярчайшие воспоминания о юности. Тогда они с друзьями-телери отправились вдоль берегов Амана к югу, и в том путешествии, длившемся два с лишним года Древ, насмотрелись немало чудес. И оранжево-полосатых котов видели, и огромных зверей, напоминавших ходячие валуны, и пышные леса...
- Такие коты живут на юге, где жара, их зовут тиграми, и они опаснее волков. Знаешь, если хочешь, я попрошу их привезти котенка... я подумаю, как адаптировать их к здешним зимам

- Летом так летом! Так оно даже удобнее будет, ни тебе слякоти ни снега по самые уши Хуану. Хоть праздники устраивать, хоть кузенов воровать- все хорошо!
Третий махнул рукой, этаким небрежно-царственным жестом, будто самолично являлся причиной хоть снегопада, хоть любой иной погоды. Которая, надо заметить, в горной местности подле Аглона была переменчива настолько, что уже лучше бы хватит. При этом в движении сквозила вальяжная расслабленность, какая бывает только у очень сытого, благодушного, но между тем крупного хищника. А еще Охотник очень быстро перепрыгивал с темы на тему, с легкомысленного на серьезное и обратно, судя по всему вообще не смущаясь тем, что они с кузеном сейчас лепят все в одну большую кучу.
- Тянем, да. Но я хорошо знаю, где у _этого_ лука предел прочности, и до него еще ой как далеко. Я знаю, сколько мяса надо дать легавой, чтоб она была достаточно голодна, для отсутствия страха перед кабаном, но не ослабела. Моя свора живет впроголодь, но это не подтачивает ее силы, а только дает заряд бодрости.
Третий усмехнулся, в открытую называя вещи своими именами. Имя, висящее в воздухе уже давно, наконец прозвучало, и прозвучало легко, совершенно естественно так.
- Мы не успеем ответить, если разомлеем и уснем. Безопасность Осады, ее покой и однообразие добьет нас, если мы не будем помнить, зачем именно мы делаем что делаем. Посмотри на Врата- они расслабились, выдохнули, сделали вид что кругом мир и чем оно кончилось? Я не хочу как они, совершенно не хочу. У них мир, да, у них все хорошо, да что там- почти Аман! И когда к ним пришла война, даже чуть, почти понарошку, они оказались растеряны. Например, Кано буквально подарил оркам свою заставу. Потому что застава стояла, и в ней были воины, хорошие, спорить не стану. Но для них мир наступил, они жили в нем. Результат- один выживший и от от того только, что его не захотели добивать. Тут невозможны полумеры, либо мы живем на войне и у нас просто длинное затишье, и тогда это как здесь, либо будут Врата.
Убежденностью, с которой Турко говорил, можно было ломать скалы. Лично он не видел компромиссных вариантов в данной ситуации, и при прочих равных сложившаяся во Вратах странная картина казалась ему больной на всю голову и неприемлемой. Нет, в Аглоне дурнины было не меньше, и о здоровой атмосфере тоже говорить следовало с осторожностью, но... Но тут хотябы все делалось осмысленно, с четким ответом зачем и для чего. Никто не мог сказать, что в царапающей шпилями облака крепости хоть что то происходит просто "потому что так вышло" и "просто". Нет, тут на все можно было получить четкий ответ, включающий в себя мотивацию и предположительную перспективу. С другой стороны- сработанная ловчая стая всегда предельно далека от хаоса, как бы оно ни выглядело со стороны. Псы мечутся вокруг медведя только на первый взгляд совершенно бессмысленно, просто давая выход ярости и жажде крови. На деле же каждый гончак знает свое место, свою роль, не мешает соседу и четко понимает, когда и куда кусать должен именно он.

-Звери и птицы всегда понимают слова! Только иногда очень по своему и логика у них другая, отличная от логики эльдар.
Наставительно произнес Охотник, в ответ на слова о говорящей птахе. Потом мысли его вернулись к полосатому гиганту, грозе лесов. Поселить в здешних лесах таких зверей казалось идеей интересной, и не бессмысленной. Конечно, основным хищником леса северного все же является волк, тот же медведь хоть и больше, хоть и сильнее, но не одной охотой промышляет... Да и лежалую падаль медведь любит больше, чем свежую добычу- и даже задрав лося, может унести тушу к логову и ждать потом несколько дней, прежде чем лось начнет протухать.
- Попроси, пожалуйста! Узнай, что они за это хотят, я найду! Тут конечно холодно, но барсы же живут в горах, где снег... Пумы живут... Эти, по идее тоже могут адаптироваться. Может, не в одно поколение, но могут.
Энтузиазм, с которым была принята весть о возможном котенке, был сравним с тем, что демонстрирует любой ребенок у коробки с игрушками. Видимо, Охотник полагал идею поселить в здешних лесах хищника, что опаснее волка, просто замечательной.

Убежденность, с которой говорил кузен, его напор и горячность чуть притормозили Финрода, но ни на волос не поколебали его мнения. В том, как безапелляционно Келегорм делил все на правильное и неправильное, было что-то пугающее.
- Свора... ты сам сказал это, кузен, но что же в этом хорошего? Ты не пес, не меч и не лук, ты - эльда, прежде всего эльда. Вы все здесь - калаквенди, но вы точно забываете об этом. И неудивительно, ведь жизнь в постоянном напряжении - это жизнь сжатой пружины, которая в один миг распрямится, разрушая и разрубая все на своем пути. Заряд бодрости, ты говоришь? Нет, Тьелкормо. Ваша пружина сжимается с каждым годом все сильнее, и все силы уходят на то, чтобы удержать ее сжатой. Ты живешь внутри и не видишь изменений, потому что они постепенные, но со стороны это очень заметно.
Должно быть, именно предельная откровенность кузена толкнула и Финрода на несвойственную ему прямую до бесцеремонности речь.
- Ты прав, нельзя забывать о войне, но должен быть и дом, где можно расслабиться и выдохнуть. Где звучат песни и звенит веселый смех, где можно отогреть у огня не только руки, но и душу. Поверь мне, Тьелкормо - чем страшнее жизнь вокруг, тем острее необходимо такое прибежище. И... между Вратами и Аглоном немало очень разных крепостей. Я не о Нарготронде говорю, в конце концов, мы в тылу - о передовых фортах.
О Дортонионе, где дышалось легко и свободно, где военная и мирная жизнь причудливым образом уживались бок о бок. О Барад-Эйтель, откуда видны были черные врата, но где эльфы не изнывали без войны и не искали отчаянно способа сбросить напряжение в бою. Или о Тол-Сирионе, крепости на острие меча, где каждый год рождались дети и звенел смех...
Но что толку было говорить об этом Келегорму? Что толку вообще говорить о том, что можно только почувствовать?
- Хорошо, я попрошу привезти такого котенка. Тьелкормо, а вы с невестой не хотите побывать в Нарготронде? Летом там невероятно хорошо. Поживете у нас, посмотришь на этих птиц, - неожиданно предложил Финрод. Ему почему-то захотелось вытащить кузена в другую обстановку, в другую, мирную жизнь, дать ему возможность самому ощутить - на контрасте - насколько отличается Аглон от других земель.

- Сказал. Метафора как метафора, хорошая, понятная и образная. Ты с луком сравнивал, я гончаками, а можно еще с чем-либо и тоже хорошо получится.
От претензии касательно именования двуногих обитателей крепости Третий отмахнулся легко, можно сказать даже, что вообще воспринял ее слабо. Ну да, для него лично это было именно что сравнением, красивым и изящным словом, но никак не диагнозом. Далее он говорил уже серьезнее.
- Кузен, ты не прав. Не во всем, конечно, но краски ты сгустил неимоверно. Поверь, не все, далеко не все силы уходят на сжатие этой, как ты сказал, пружины. Я действительно вижу это изнутри, и если продолжать игру в метафоры, то чувствую ее натяжение в руке, действительно, как чувствую натягиваемый лук. Так вот, если эту пружину _действительно_ сжать, а лук _действительно_ натянуть, все будет совершенно иначе.
Охотник серьезно посмотрел в глаза Финдарато, будто стараясь показать ему всю степень своей правоты. Что поделать, он ощущал себя правым, хотябы в силу того, что будь иначе - он бы и поступал по другому. Все эти годы- по другому. И в слова его действительно верилось. Не в то, что все в порядке, а в то, что может быть по другому. Что Аглон с его клыками-шпилями и неспящими глазницами окон может подобраться, переступить с лапы на лапу, вздохнуть и так вызвериться в сторону врага, что мало не покажется. Никому. Вообще никому. Это сейчас тонкие башни грызут облака и нервозная сонность стекает со стен в степь. Придет время, и вся накопленная агрессия, все это тугое ожидание вырвется на оперативный простор, стряхивая с себя усталость и оцепенение... И тогда будет... Что то.
- Да, передовых фортов много, и везде жизнь идет по своему. В каждом отдельно взятом форте она организуется так, как комфортно его обитателям. Как они определяют для себя, как чувствуют. Эльдар свободны в Тол-Сирион, и в Химринге, и многих иных местах. И своих верных я не заставляю делать ничего, против их воли. Да подумай сам, если бы даже я захотел, как бы я их заставил жить иначе, чем они согласны сами? Это же невозможно! Ты же говоришь так, словно я неволю весь гарнизон!
Третий развел руками, явно показывая крайнюю степень недоумения. И в принципе, в его словах была доля истины. Действительно, пойти против свободной воли, свободного выбора любого из эльдар было нельзя. Потому что - а как? Есть такие вещи, которые просто невозможно сделать, потому что оно не бывает. Другое дело, что не зря ли подобное тянется к подобному? И не зря ли в Аглоне приживались и задерживались далеко не все, с очень четким разделением. Либо бежать отсюда почти сразу, либо уже оставаться до упора, вливаясь в "очень особенный" коллектив, перенимая общую "окраску". Приучаясь бессонными ночами жадно глядеть в степь. И, что греха таить, всегда находится определенный процент тех, кому от такого положения дел будет хорошо. Ну ладно, не хорошо, но _нормаль_. Кому именно это положение дел казалось более приемлемым. Тут не хорошо, да в других местах не лучше. Не зря тут о личном принято молчать с пониманием, и много еще к чему относиться так же. И эта система взаимного молчания, взаимного соблюдения границ, представления любому - бескрайнего простора для одиночества в толпе формировала уже состав следующих пришедших. Кто то отсеивался, кто то оставался...

- Хотим, конечно. Я даже немного ранее о том прозрачно намекал. Вдумчиво съездить в гости, чтоб не на день-два, а подольше было бы хорошо. Да и Гильрис думаю, будет интересно...
Назвав невесту по имени, Третий вдруг осознал одну, до крайности простую вещь- он до этого момента так и не сказал Финдарато, как зовут загадочную аварэ. Неудобно вышло, так что Охотник сокрушенно мотнул головой- дескать "ой-ой, вот это я лопух", и упущение исправил.
- Гильрис это та аварэ, я ж совсем не говорил! Ну, ты конечно, догадался, я думаю. Забавное имя, если переводить на квенья.

Финрод и так уже жалел, что зашел слишком далеко, не найдя при этом нужных слов. Сейчас все сказанное им вызывало у кузена лишь желание поспорить - возможно, весьма оправданное, ведь Келегорм защищал своих верных и свою территорию, хотя Финрод и не имел желания обидеть их.
Подняв руки примирительно, он улыбнулся и спокойно ответил:
- Возможно, ты и прав, кузен. Возможно, есть куда ее натягивать... и, если придет время спустить тетиву, мало врагу не покажется.
Но не покажется мало и самим аглонцам, вот в чем беда. Даже случись большая битва, разве смогут они держать себя в руках, разве смогут их лорды отдать такие приказы, чтобы потери оказались минимальны? Разве не кинутся все очертя голову в битву - отважно и яростно, как сражались с орками те, у кого был немалый личный счет? Разве это упоение боем не отнимет жизни у бойцов?
Однако же ничего из этого вслух говорить не стоило, потому что все было лишь на уровне ощущений, эмоций, неуловимого дуновения и, возможно, очень ошибочных иллюзий...
- Разумеется, ты никого не понуждаешь, - всей душой согласился Финрод. - Скорее, сюда тянутся те, кому здесь в радость...
И к тому же заражают друг друга этим состоянием натянутой тетивы, этой готовностью сорваться и сражаться. Тот, кто не бежал отсюда сразу же - как в иные моменты хотелось самому Финроду - должен был неминуемо перенять общее настроение.
- Прости меня, я не уловил твой намек, должно быть, сказывается усталость после долгого пути, - с улыбкой извинился он. - Вдумчиво... отчего бы не этим летом?
Конечно, Финрод догадался, кому принадлежит упомянутое имя, и удивленно поднял брови.
- Гилрис? Необычное имя... или это эпессе? Элтари... - более точного перевода Финрод подобрать не мог, потому что квенья не знал точного эквивалента титулу.

Неизвестно, что именно думал об этом всем Финдарато, но слушая его, во многом примирительные, слова, лично Третий счел тему "о псах и луках" пройденной. Нет, можно было конечно дальше убеждать кузена что все нормально, и Аглон самое гармоничное место в Белерианде, но зачем? Во первых это контрпродуктивно, и в любом случае все останутся при своих. Во вторых же, спор этот запросто мог съехать с мирного течения, ибо Охотник за собой знал такое свойство, как передавливать. Или, говоря по простому- выносить собеседнику мозг на блюде, если речь заходила о чем то ну очень важном, прочувствованном и "своем". А контролировать напор и решительность убеждений и, что важнее, подачи- он умел плохо, о чем знал также. Аглон же он воспринимал именно что своим, в той же совершенной степени, в которой волк-вожак считает своими все хвосты в стае. Да что там, по большому счету Аглон и правда был гармоничным местом. Только никто не говорил, что любая гармония благо, вот в чем штука. Или - благо не для всех. Или еще как. Очевидным было одно- не будь эта структура уравновешенна внутри себя, все бы развалилось уже давно. И тоже мало бы не показалось.

- Ага, имя. Я тоже немало удивился, когда узнал - со стороны на "звездную королеву" она похожа мало. Чтоб понять, что это обманчивое впечатление, надо пообщаться. Эпессе у нее Тинпилин. И вот оно подходит ну ооочень. Очень деятельная натура, и внезапная порой. Например, был забавный случай- мы налетели на орков, по дурацки давольно-таки, да и орки были случайные, не меньше нас удивились. Так вот, меня там подрезали слегка, не опасно, но противно. В общем, опуская подробности, она меня штопала. А поскольку на столкновение мы не рассчитывали, то ничего с собой потребного не было. В итоге шила она вышивальными нитками. Оранжевенькими.
Повествование об именах аварэ, и последующие подробности касательно "медицины в условиях отсутствия ресурсов" подавалось как нечто совершенно замечательное и забавное. По крайней мере факт штопки по живому вышивальными нитками был поведан с запредельной теплотой и совершенно не обидным смехом над собой и всей ситуацией в целом. Ну действительно, это же забавно и мило- выдранные из недоделанной вышивки нитки, примененные не по назначению. Наверное. Хотя, сам факт того, что надо было шить как бы говорил, что рана была не совсем ерундовая, и конечно все закончилось хорошо, но могло бы и не очень.
- Оу... Да, ты ведь с дороги, и время позднее. А я на тебя все вываливаю, да еще и в половине случаев такое, что не к ночи помянуть.
Охотник покачал головой, выражая искреннее раскаяние и даже небольшую долю смущения, потому как обычное гостеприимство вдруг ему отказало.
- Если ты устал, то мы можем продолжить завтра. Заодно съездили бы посмотреть окрестности или может быть поохотились, или нет. Знаешь, я тут не так давно был у Ангарато, и сменял у него совершенно замечательного коня, из местной породы. Не конь, а медведь на копытах, а уж нрав- просто Бауглир в конской шкуре!
Почему злобный конь являлся таким замечательным было конечно вопросом, но Третий всегда славился тягой к лошадям с тяжелым и склочным нравом. И чем сложнее было искать к коню подход, тем притягательные данный конь был в его глазах.

Разговор об Аглоне и его жителях оставил у Финрода гнетущее чувство беспомощности. Он пока даже примерно не представлял себе, как достучаться до кузена, и единственное, что приходило в голову - это удержать его в Нарготронде на долгий срок, на полгода хотя бы, чтобы Келегорм получил возможность сравнить. Возможно, отвыкнув от постоянного напряжения, он сам острее ощутит происходящее в крепости...
- Но дать девушке-аварэ как имя - титул Владычицы Звезд? - Финрод был откровенно изумлен. - Или ее родители вовсе не знали о совпадении, или что же это значит?
Ему уже очень хотелось познакомиться с девушкой с подобным невероятным именем.
- Быстрая, как стрела? - вот это уже куда больше подходило деве, которую описывал кузен, да и которая вообще могла бы привлечь его внимание. Тем сильнее был контраст с именем нареченным.
Рассказ Келегорма о своем ранении вызвал оторопь, несмотря на то, что Финрод хорошо знал отношение кузена к подобным вещам. Сам он, однако, относился к ранам и боли иначе, и не мог шутить и смеяться над чужим подобным "приключением". Тем не менее он улыбнулся, потому что портить настроение смеющемуся кузену было бы уже поздно, да и к чему?
- Как ты только умудряешься попадать в неприятности, - вздохнул он и покачал головой. - Я надеюсь, рана уже зажила, и все обошлось?
К сожалению, его неосторожная фраза показалась Келегорму укором, хотя Финрод и пытался всего лишь извиниться за свой промах.
- Я вовсе не слабое дитя, чтобы день верхового пути лишал меня сил и разума, - со смехом возразил он, - и я рад, что ты поделился своими тревогами. Могло и не выйти другого случая.
Однако смех смехом, а душой он был вымотан куда больше, чем телом. И разговор о Маглоре, и сама крепость давили на грудь, как будто мешая дышать.
- Да, я видел этих коней, они отлично пригодны для того, чтобы быстро бегать в высокой траве или по снегу, - там, где меарасы не пройдут или сбавят шаг, местные приземистые лошадки не терялись совершенно. - Или в каменистых предгорьях.
Финрод отметил, что кузен, как всегда, восхищен неукротимым нравом своего зверя, и усмехнулся этой мысли. Хотя бы что-то оставалось неизменным.
- Пожалуй, ты прав, - он поднялся на ноги. - Прошу меня простить, но лучше и в самом деле продолжить наш разговор утром. Если ты пригласишь меня на прогулку, это будет чудесно, - Финрод коснулся его плеча.

- Думаю, ее родители оочень хорошо знали, что делали, на самом деле. Просто аналогия непрямая такая. От Владычицы Звезд конечно в первую очередь ждешь спокойной величественности, или как то так... Но звезды - они очень разные бывают, и в них главное- свет, который есть не смотря ни на что, даже если их и не видно, а не холодная удаленность.
Третий сделал пространное движение рукой, обозначающее это самое "как то так". Мастером слова он был очень посредственным (когда дело не касалось скандалов), и в аналогии слегка запутался, но рассчитывал, что кузен все же уловит общую мысль. Собственно, лично в сознании Третьего Владычица Звезд отлично сочеталась с Быстрой Стрелой, складываясь во вполне логичную картину, но на глубоко интуитивном уровне, и высказать это коротко словами он не мог.
- Неприятности штука такая- если не сидеть в четырех стенах, то рано или поздно они случатся. А рана - да куда она денется, зажила конечно. Дело то было давно, в сто первом году - что угодно заживет.
Совершенно того не осознавая, Охотник вместе с успокоительным высказыванием касательно ранений, что называется "спалился". Оказывается, привычные высокие скорости реакций и принятия решений, в деле касающемся девы, дали немалый сбой. Три сотни лет с хвостиком ходить вокруг да около, не замечая очевидного - это было сильно, и неожиданно в данном вопросе Третий оказался великим тормозом. Впрочем, он же с первых дней в Белерианде, с горящих кораблей, гибели Феанаро, плена и возвращения Майтимо, полагал, что жизнь семейная - не для него. Ну куда, и кто, и главное, как? Жизнь же вывернулась иначе. Так что сперва игнорировал саму возможность, потом долго не понимал, чем просто дружба отличается от чего то большего, потмо маялся перспективой возможного отказа... Личная жизнь оказалась делом непростым.

- Пойдем тогда, я тебя провожу!
Третий поднялся вслед за родичем, в ответ на прикосновение приобняв того за плечи. Охотник вообще к тактильному контакту относился легко, и неосторожный собеседник зачастую очень сильно рисковал нарваться на вторжение в свое личное пространство, если только не был неприятен. Далее Финдарато, все также прихваченного что называется, под крыло, повели по коридорам. Что, естественно, не мешало болтать.
- Именно, местные кони хоть и невысокие, но выносливые и хорошо приспособлены к условиям. Я думаю попробовать вывести полукровок, которые будут обладать габаритами меарасов, но сложением и ухватками местных лошадок. Должно хорошо получиться.
Вне ярко освещенной и хорошо протопленной комнаты, коридоры Аглона, по котороым шла пара эльдар, выглядели не слишком уютно. Нет, свет там был, и иногда попадались те или иные обитатели крепости, занятые своими делами, и необжитыми те коридоры не казались, но. При всем при том, казались коридоры полными жизни очень своей, в рамках которой любой гость - именно что гость. Не местный, пришлый, другой. К которому надо присматриваться, трогать прохладными лапами сквозняка, качать вслед пламенем факелов... Принюхиваться, как сторожевой пес. Наконец путь через очень живую крепость завершился, и Финдарато Третий отпустил, чтобы распахнуть перед ним дверь комнаты. Внутри обстановка была не то чтоб королевская, скорее добротная и на совесть. Имелся камин, явно зажженный давно, чтобы протопить стылые стены. Стол содержал на себе кувшин и кубок, возле камина стояло кресло, застеленное волчьей шкурой, аналогичная шкура лежала и у постели. Держатели для ламп были выполнены в виде изогнувшихся в прыжке, оскаливших веселые морды барсов, которые в передних лапах сжимали плошки.
- Ну, располагайся, а утром будем решать, куда поедем и что там делать.
Третий несильно хлопнул кузена по плечу, призывая занимать апартаменты и обживаться, благо ночь стояла на дворе уже совсем глухая.

- От Владычицы Звезд прежде всего ждешь доброты и света, - задумчиво уточнил Финрод, не споря, а скорее размышляя. - Ты заинтриговал меня, кузен, мне кажется, что твоя невеста - девушка крайне незаурядная.
Эльфийские имена говорят о многом, и такое нареченное имя - это прямо-таки сигнальный огонь, зажженный в самом начале жизни ребенка, его ответственность и его обещание... и, надо полагать, девушка ему соответствовала. Уже одна та скупая сцена, которую описал Келегорм, свидетельствовала о незаурядных уме и характере.
- В сто первом году? - Финрод не удержался от подначки. - Стремительный, ты ли это?
Три с половиной столетия размышлять? Как непохоже на Келегорма...
Однако, подумав с полминуты, Финрод должен был признать, что именно на него и похоже. На Охотника, в принципе не стремящегося задумываться о чувствах и переживаниях, живущего сегодняшним днем, полного жизни и огня - и вечно помнящего о проклятии их рода.
- А знаешь, я тебя понимаю. Есть особая прелесть того времени, когда ничего еще не сказано, когда можно просто быть вместе - и никуда не спешить, - он прикрыл глаза, вспоминая собственную давно угасшую юность. Тогда они думали, что впереди вечность, и не спешили объявить о чувствах, и если бы не разразившаяся в Тирионе гроза - кто знает, когда он принес бы серебряные кольца? Но обвенчаться они так и не успели... Да и что бы это изменило в дальнейшем? Только было бы больней.
Финрод улыбнулся и тряхнул головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания.
Тем временем кузен, воспользовавшись выпавшей возможностью, обхватил его за плечи и повлек по коридорам крепости. Надо было сказать, что так передвигаться было намного приятнее и легче, чем в одиночку, потому что гнетущий холод никуда не делся из Аглона. Так что Финрод не делал ни малейшей попытки вырваться из медвежьей хватки.
- Полукровки были бы очень полезны, - поддержал он идею кузена. - Айканаро и Ангарато бьются над этим давно, но категорически отказываются делиться результатами, пока не выведут, цитирую Айканаро, "что-то приличное, а не помесь бульдога с носорогом". Так что если ты добьешься чего-нибудь стоящего, это может быть очень полезно.
Комната, в которую его привел - притащил - Келегорм, была довольно теплой, просто обставленной, и несколько неуютной. Может быть, потому, что не было в ней тех мелочей, которые делали для Финрода любое помещение живым - вот разве что светильники радовали глаз и душу, да пляшущий в камине огонь.
А впрочем, не так уж долго ему придется здесь прожить, и за это время комната успеет пропитаться его собственными привычками. Финрод сам не понимал, как так получается, но... получалось же.
- Спасибо, что затопил камин, - искренне поблагодарил он. - А шкуры отличные.
Погладив лежащую на кресле шкуру, Финрод оценил размеры носившего ее волка.
- К рассвету буду на ногах, - пообещал он, - надеюсь, завтрак у вас выдается не в определенные часы? - с веселой усмешкой поинтересовался он.

- В сто первом, угу. И да, это именно что я.
Куда-то в сторону стены сообщил Третий, явно выглядящий при этом смущенным. Действительно, уж казалось бы, чтобы разобраться в чувствах должно быть нужно уж всяко поменьше, чем сотня лет. А тут вот, одной сотней дело не ограничивалось...
- Но тут ведь как. Изнутри все не очевидно, и оно в целом к лучшему.
Долго смущаться Охотник не умел, потому закончил свои рассуждения на мажорной ноте. В конце концов, знай он заранее что получится именно так, то ничего бы могло и не получиться вообще. Потому что зная все наперед, можно решить не ввязывать того, кого любишь в странную и недобрую кашу, в которой по уши плаваешь сам. Потому что Рок- прилипчивая и неразборчивая штука, а Клятва- дама ревнивая. Да много есть хороших причин, согласно которым быть порознь - правильнее. Другое дело, что бывает момент когда уже сторожиться и сторожить поздно.

- ну да, идея с полукровками на поверхности. Поглядим, получится ли у меня обойти Ангарато и Айканаро в этом деле. Тут ведь как, главное- понять правильное соотношение кровей, и что потом у полукровок в качестве потомства выходит. Дело не быстрое, но.
Вообще, Третий полагал, что лично у него с закладкой основы новой породы получится все намного лучше, чем у дортонионцев. Не то чтоб у уверенности этой было какое то весомое обоснование, скорее тут говорила самоуверенность и гордыня. Хотя, следовало отметить также, что с животноводством у Охотника проблем не было, и конкретно это дело ладилось. Ну, во всяком случает тут была заметна природная склонность, и явно больше чем в работе с неживыми объектами. Камень тебе хвостом вилять не станет и не укусит от избытка чувств, скучно с ним...

- Здесь сильны ветра, крепость продувает, и комнаты стынут быстро, так что камин- это очевидная жизненная необходимость. Я же не хочу найти тебя утром в сугробе на месте постели. Завтрак тут случается тогда, когда он нужен! Но встаем мы в целом рано, если ничего не случилось, конечно. Отдыхай, спи, а завтра уже продолжим все.
На этой жизнерадостной ноте Охотник потрепал Финдаратоп о плечу и оставил одного. В конце концов, действительно поздний час, и если утром не хочется страдать, вставая пораньше, то спать имеет смысл. Идя к себе он размышлял о том, что такие вот родственные визиты- это очень хорошо. Иногда просто необходим кто то со стороны, кто то с незамыленным взглядом, но при этом не чужой, которому можно доверять. Хотя, касательно атмосферы в Аглоне это Финдарато погорячился. Ну да, тут не то чтобы праздник середины лета, но и не так уж все мрачно. Нормальная, рабочая атмосфера, подходящая для тех, кто тут живет. Крепость молчаливо ощерилась вереницей окон, неслышно и незримо одобряя своего хозяина... "Да-да, все хорошо, все правильно, мы то уж с тобой понимаем, мы то чуем что к чему" - молчали высокие своды и арки проемов.

Финдарато остался в своей комнате один. Весело скалили бронзовые клыки барсы, прыгая со стен со светильниками в лапах. Еле уловимо распространяли звериный терпкий дух шкуры, з0а узким, стрельчатым окном ветер гнал облака. Облака были похожи на седых медведей, с шерстью, припорошенной лунным светом. Громко хрустнуло полено в камине, разорванное внутренним жаром, выплюнуло верх сноп искр...

- Во всяком случае, я рад за вас, ведь вы наконец-то поняли друг друга, - подытожил Финрод. Да, нелегко придется им обоим, но даже короткое время вместе - все же лучше, чем благоразумие, велящее не искушать судьбу. Он знал это лучше, чем многие другие, знал на собственном горьком опыте.
Последние слова Келегорма повисли в воздухе, потому что Финрод отвернулся к камину, чтобы подбросить полено. Положим, опыта по части сна в сугробах у него было намного больше, чем хотелось, и уж не кузену было шутить на этот счет. Хотя было совершенно очевидно, что у Келегорма и в мыслях не было зацепить его, тот просто шутил.
- В таком случае доброй тебе ночи, кузен, - улыбнулся он, разгоняя мрачные мысли. Да что с ним такое, ведь память уже столетия спала где-то в укромных уголках, не выбираясь на свет!
- И жду утром обещанную прогулку!
Когда тот ушел, Финрод быстро разобрал свои вещи, оставленные верными в углу комнаты. Было их совсем немного, однако свитки, путевая чернильница, несколько книг, небольшая арфа и еще пяток дорогих сердцу вещей сразу придали комнате родной и жилой вид. Он сбросил сапоги и плащ, умылся и рухнул на постель, чувствуя себя разбитым и измотанным до предела, без особых к тому поводов.
За окном тоскливо завывал ветер, в камине трещали поленья. Одеяла не успели прогреться и холодили тело, так что хотелось по-детски свернуться клубком и укрыться с головой. Или позвать к себе кого-то из верных, взять арфу и просидеть ночь без сна, на шкуре у камина, петь и говорить...
Но будить сейчас кого-то было бы попросту бесчеловечно, и Финрод постарался уснуть.
Вокруг сгустилась темнота, но покоя с собой не принесла. Все так же выл ветер, трещал и хрустел под ногами крошашийся лед, в лицо летели снежные хлопья. Он не мог пошевелиться, и снег все падал, падал, заметая эльфа сперва до колен, потом по пояс, по грудь...
Где-то поблизости раздался отчаянный женский крик, а за ним - мужской. Финрод рванулся из снежного плена, но не мог ни шевельнуться, ни сказать хоть слово. А крик звенел и звенел, а снег падал, засыпая плечи и лицо.
Он резко сел, хватая ртом воздух и не сразу поняв, что видение было только лишь кошмарным сном. Протянул руку и нашарил на столе кубок с водой. Тоже неплохо...
К удивлению Финрода, руки не дрожали, и он не пролил ни глотка. Огонь в камине почти потух, в комнате было прохладно и сыровато, но причиной явно стало не это. Таких снов не было уже четыре сотни лет, последний раз он слышал просыпался от крика, дрожа, еще в лагере у озера Митрим, и давно уже выдавил из себя пережитое. Но оно вернулось здесь, в Аглоне, и это пугало.
Финрод выбрался из кровати, подбросил в камин еще поленьев и оделся. Было ясно, что снова он не заснет, да его и не тянуло. Вместо этого он взял арфу, но мелодия выходила какой-то рваной и терпкой, красивой, но не той, которую хотелось слышать. Он отложил арфу, набросил на плечи теплый плащ и решил, что лучше уж выйти во двор. Движение всегда помогало собраться с мыслями.
Взяв из сумки ярко светившийся голубой кристалл на цепочке, один из принесенных еще из Амана, Финрод вышел из комнаты в безлюдный и пустой коридор. Он спешил миновать поскорее эти жилы крепости и выйти во двор, где должны были светить луна и звезды.

я потерял пароль от Случая, и потому оно будет так.

Коридоры Аглона встретили гостя темнотой, копящейся под одуряюще высокими сводами и пустотой. Сейчас, в этой части огромной крепости, спали все или почти все, те же, кто был занят по ночному времени делами, сосредоточились в иных местах. Не спала стража на стенах, полуночничало некоторое количество тех, кому сон не шел... Но это все было не тут, это было где то еще...
Здесь же одуряюще-белый, холодный свет луны вливался в узкие и высокие окна, ложась на каменные плиты пола серебристыми полосами. И по контрасту с этими лунными клинками тени казались особенно густыми, будто бездонные провалы в никуда. В полуприкрытое окно окно ворвался порыв ветра, принеся с собой запах талого снега с гор и голоса. Слов было не разобрать, но там явно шло некое обсуждение, потом раздался смех и голоса стихли, удаляясь. Лестница, ведущая вниз, в противовес коридору была освещена, и факел улепленный в ее начале облизывал темноту жарким языком, будто стараясь сожрать. И при всем отсутствии кого либо живого прямо тут, у идущего могло сложиться впечатление, что он не один. Что окна провожают его внимательным, настороженным взглядом значка-луны, что темные провалы коридоров чуть слышно дышат в спину, принюхиваясь. Кто ты? Чей ты? нашей стаи? Не нашей, чужой? Вольешься к нам, перелиняешь своей, чуждой шкурой под общий цвет? В этом всем не ощущалось агрессии, направленной на чужака прямо, не было откровенной злобы или жажды укусить... Но осторожное, фоновое внимание- было. В небольшой комнатке, которая была внизу лестницы из которой вело несколько дверей в другие помещения, на Финдарато оскалился волк. Впрочем, волк был каменный и оформлял собою рельеф под окном. Хороший был волк, пушистый, пасть он скалил по доброму, с хитрецой.
Во дворе, где то на псарне, взвыла собака, протяжно и громко, потом подали голос ее товарки, срываясь на лай. Потом все стихло.

Кристалл чуть покачивался в его руках, мерцая маленькой звездочкой во тьме коридоров. По стенам плясали тени, извиваясь, точно змеи, метались из стороны в сторону. А через редкие стрельчатые окна врывался серебристый свет Тилиона, не согревавший и отчего-то несший с собой не надежду, а лишь больший холод.
Поежившись, Финрод плотнее запахнулся в плащ. С улицы донесся смех и говор, но странным образом они не оживили крепость, а показались частью ее призрачной, теневой стороны.
Потому что крепость казалась... нет, не живым существом - для этого она была чересчур холодной - скорее, ожившим. Поднявшимся из могилы каменным мертвецом, тянущим к нему руки-щупальца, следящим за гостем холодными глазами - не враждебно, но настороженно.
Сбоку на него оскалилась чья-то пасть, но вот она совсем не напугала Финрода. Каменный волк, затаившийся под раскрытым окном, казался здесь таким же чужим, как сам эльф: со своей веселой, доброй мордой и хитрой улыбкой. Финрод потрепал его по каменным ушам.
- Доброй тебе ночи, - собственный голос раскатился под сводом и заглох, не оставив эха, точно крик в подушку. И словно в ответ за окном завыли псы, потом раздался лай. Финрод тряхнул головой, отгоняя ночные наваждения. Пусть здесь было очень неуютно, но бояться было нечего, вдруг отчетливо понял Финрод.
Опасность грозила не ему. Если кому и была опасна каменная громада, то прежде всего - тем, кто сроднился с ней, кто стал ее частью. Таких она перемалывала и переваривала, сращивала со своим холодом, камнем и ветром. Волк мог весело улыбаться, шутить или быть приветливым, но он был волком. Каменным волком.
Все страхи рассеялись вмиг, но чувство тоски и одиночества никуда не делось. Хотелось наполнить крепость гомоном и смехом, песней и разговорами, жизнью и музыкой. Хотелось дать бой этим холодным теням - и выиграть его.
Финрод и в самом деле негромко запел. Кристалл в его руке разгонял темноту комнатки, освещая каменного волка.